– Так, дети мои! Можно, конечно, и дальше обсуждать и Знаки, и тексты, и о чудесах спорить… Но сейчас не это главное! Жизнь ваша в опасности. Силы задействованы немалые и страшные. Но тревожат меня не столько ФСБ, или ГРУ, или еще какие службы. Кто подослал убивца несчастного Алексия? В таких делах исполнители – мелкие сошки. И кто тот – еще более странный! – «защитник слабых», что призвал тебя, Даниил, на помощь Никите и Анастасии? Ох, не к добру все это… Однако вам надо скрыться, стать незаметными. Раз уж выпала доля оказаться в центре событий, надо идти дальше! Есть у меня одна мысль… А что, если вы скроетесь на Алтае? Там, в горах, у меня есть настоящие друзья. Они помогут укрыться от столь пристального внимания и кое-что разъяснят вам. Ведь даже я, грешный, не знаю всех подробностей и, главное, назначения священных предметов. Могу только догадываться… А теперь догадки только отнимут драгоценное время… Эх, был бы помоложе да поздоровей – сам бы с вами на Алтай рванул!
Настя слушала, замирая сердцем, и с грустью думала: «А время вообще – самое драгоценное из того, что даровано нам – слабым и неразумным. Вспомнились сологубовские строчки:
Что Творцу твои страданья?
Кратче мига – сотни лет.
Вот – одно воспоминанье.
Вот – и памяти уж нет.
Никита, услыхав об Алтае, побледнел: вспомнил предсказание призрака покойного Алексия. Перехватило дыхание, и в затылок вонзились ледяные иголочки недоброго предчувствия…
А Владыка уже листал потрепанную записную книжку, затем набрал номер телефона и, после приветствий и расспросов о здоровье и делах, приступил в главному:
– Петро, ты бы мог помочь чадам моим духовным? А то они собираются в ваши Палестины… Трое… Да, нужна помощь, серьезная… Когда прибудут? Не сегодня-завтра. Да, я письмо напишу, там все объясню… Будь ласка! А уж я о твоих хворях помолюсь тут, по-стариковски, вдумчиво… Ну, Аннушке кланяйся…
Задумался Патриарх, глубоко так – было видно: душой он еще там, со старым боевым другом… но тянуть волынку не стал. Объяснил: куда ехать, к кому обращаться. Довольно долго говорил с Данилой наедине.
Никита с подругой вышли на крыльцо подышать морозным воздухом – от запаха трав и ладана уже начинала кружиться голова. Возле храма на паперти сидели двое нищих – чумазая старушка и какой-то мужичонка, скорчившийся в три погибели. Грязных лохмотьев на нем было наверчено – как листьев на капусте. Один лишь нос торчал из-под капюшона, опушенного драным мехом…