— А как насчет ее любящей матери? Ее живой матери? Разве это справедливо, Изз?
Изабель вспыхнула:
— А разве справедливо, что я потеряла троих детей? Разве справедливо, что Элфи и Хью похоронены за тысячи миль отсюда, а ты цел и невредим? Конечно, несправедливо, Том, совсем несправедливо! Но такова жизнь, и надо принимать ее такой, какая она есть!
Она затронула его самое больное место. Все эти годы он не мог избавиться от гнетущего чувства вины, будто обманул не смерть, а своих товарищей, и тем, что остался цел и невредим, он обязан им, а не чистой случайности. Изабель, видя, как он болезненно скривился, смягчилась.
— Том, мы должны поступить правильно, а это значит — как лучше для Люси!
— Иззи, послушай…
Она не дала ему договорить.
— Хватит об этом, Том! Единственное, что мы можем сделать, так это любить нашу маленькую девочку, как она того заслуживает! И никогда, слышишь, никогда не делать ей больно! — Прижимая к себе куклу, она выбежала из комнаты.
И вот теперь он смотрел на неспокойный океан с белыми гребешками волн, окруженных черной мглой. Горизонт уже не проглядывался, давление падало — к утру разразится шторм. Том подергал латунную ручку, проверяя, заперта ли дверь на галерею, и бездумно устремил взгляд в темноту, которую прорезали вспышки яркого луча маяка.
Тем же вечером, когда Том находился на маяке, Изабель сидела возле кроватки Люси и смотрела, как она засыпает. Этот день отнял у нее все силы, и мысли в голове продолжали набегать одна на другую, совсем как волны в неспокойном океане. И теперь она почти шепотом напевала любимую колыбельную Люси:
Когда Люси наконец уснула, Изабель разжала ее маленькую ладошку и вытащила розовую ракушку, которую она сжимала. К горлу снова подступил комок, не исчезавший с той памятной беседы у надгробия, и Изабель, чтобы переключить внимание, провела пальцем по ракушке, ощущая ее гладкую поверхность и идеальные формы. Существо, создавшее ракушку, уже давно умерло, оставив после себя это скульптурное творение. И ей вдруг пришло в голову, что и погибший муж Ханны Поттс тоже оставил после себя живую скульптуру, только в лице спящей в кроватке маленькой девочки.
Люси подложила руку под голову и на мгновение нахмурилась, сжав кулачок, в котором больше не было ракушки.
— Я никому не позволю причинить тебе боль, родная. Обещаю, что буду всегда тебя оберегать, — прошептала Изабель и — неожиданно для самой себя — опустилась на колени и склонила голову, чего не делала уже несколько лет. — Господи, никому не суждено знать промысла Божьего. Я лишь надеюсь, что окажусь достойной Твоего выбора. Дай мне силы, чтобы не подвести Тебя! — Она вдруг подумала о Ханне Поттс и внутренне содрогнулась, но сумела взять себя в руки. — Я знаю, что Ханна Поттс — Ханна Ронфельдт, — сказала она, с каждым словом чувствуя себя все увереннее, — тоже под сенью Твоей благодати, Господи. Ниспошли нам всем душевный мир и спокойствие!
