— Я принесу тебе одеяло.
— Нет! — Она схватила его за руку. — Не оставляй нас!
Том опустился рядом, обнял ее за плечо, и она, судорожно всхлипывая, снова разрыдалась, уткнувшись ему в грудь. Кровь на полу уже начала подсыхать.
Смерть, кровь, слова утешения раненым — как все это было ему знакомо! Только сейчас рядом с ним находились женщина и ребенок, не рвались никакие снаряды, и все вокруг казалось таким мирным и обыденным. В сушилке для посуды аккуратно расставлены тарелки, над духовкой висит полотенце, а противень с пирогом, испеченным Изабель утром, так и продолжал стоять на влажной тряпке, куда она его поставила остудить.
Немного погодя Том спросил:
— Что будем делать с… с ним?
Изабель опустила глаза на остывший комочек у себя в руках.
— Нагрей воды!
Том посмотрел на нее.
— Пожалуйста, нагрей воды.
Не понимая, зачем ей это, но не желая перечить, Том поднялся и разжег огонь в топке водонагревателя. Когда он вернулся, она сказала:
— Налей воды в ванночку. Когда она станет теплой.
— Если ты хочешь помыться, Изз, я отнесу тебя.
— Это не для меня. Я должна помыть его. Потом в комоде с бельем есть чистые простыни. Возьми ту, что я вышивала. И принеси ее.
— Изз, любимая, для этого еще будет время. Сейчас самое главное — это ты! Я пойду и свяжусь с материком. Пусть пришлют катер.
— Нет! — Ее голос не допускал никаких возражений. — Нет! Я не хочу здесь никого видеть! По крайней мере сейчас.
— Но, родная, ты же потеряла так много крови! На тебе лица нет! Нужно вызвать доктора и отправить тебя на материк.
— Ванночку, Том. Пожалуйста!
Когда вода нагрелась, Том заполнил ванночку, поставил на пол рядом с Изабель и протянул ей фланелевую тряпку. Опустив ее в воду, она отжала ее и, обмотав палец, стала с величайшей осторожностью протирать личико младенца, убирая с прозрачной кожицы бурые разводы. Младенец продолжал свое молчаливое общение с Богом, не замечая ничего вокруг. Изабель опустила фланель в воду, прополоскала и, отжав, продолжила свое занятие, не спуская глаз с ребенка, будто надеясь, что его веки дрогнут или что крошечные пальчики едва заметно дернутся.
— Изз, — нежно произнес Том, касаясь ее волос, — ты должна меня послушать. Сейчас я приготовлю тебе чай, положу в него побольше сахара, и ты его выпьешь ради меня. Договорились? Я принесу одеяло и укрою тебя, а сам немного здесь приберусь. Тебе не надо никуда уезжать, но позволь мне тебя полечить. И никаких возражений! Я дам тебе болеутоляющего и других лекарств, и ты их примешь, чтобы сделать мне приятное. — Он говорил мягко и спокойно, будто просто о чем-то рассказывал.
