Он наклонился и поцеловал живот Изабель.
— Точнее, ты и это. А может, там близнецы? Или даже тройня?
Голова Тома приподнималась и опускалась вместе с ее дыханием.
— Ты что-нибудь слышишь? С тобой разговаривают? — спросила она.
— Да, и говорят, что надо отнести мамочку в кровать, пока не стало совсем холодно. — Он поднял жену на руки и отнес в дом под слова оратории, доносившейся из башни маяка: «Ибо дитя для нас родилось». [3]
Изабель с гордостью написала матери об ожидающемся прибавлении семейства.
— Мне ужасно хочется, чтобы они поскорее узнали об этом! Если б только я могла к ним добраться вплавь, точно бы прыгнула в воду! Ждать катера выше моих сил! — Она поцеловала Тома и спросила: — А твоему отцу не надо сообщить? Или брату?
Том поднялся и стал вытирать вымытую посуду.
— Не надо, — коротко ответил он.
Изабель, видя, как он смутился, не стала настаивать и осторожно забрала у него полотенце.
— Я сама. У тебя и так хватает забот.
Том дотронулся до ее плеча.
— Пойду займусь твоим креслом, — сообщил он и с натянутой улыбкой вышел из кухни.
В сарае Том оглядел детали кресла-качалки, которое мастерил для Изабель. Он пытался восстановить в памяти, как выглядело кресло, в котором мать читала ему сказки. Он помнил то ощущение, когда она держала его на руках, и задумался, сумеет ли их ребенок сохранить память о прикосновении Изабель на долгие годы своей жизни. Материнство вообще непостижимая вещь! Размышляя о жизненном пути своей матери, он удивлялся смелости женщин, решавшихся на роды. Но Изабель не видела в этом ничего необыкновенного.
— Это же так естественно, Том. Чего тут бояться?
Тому удалось выяснить, где жила его мать, когда ему исполнился двадцать один год и он оканчивал университет. Наконец-то он стал взрослым и сам распоряжался своей жизнью. Адрес, который ему сообщил частный детектив, находился в меблированных комнатах в Дарлингхерсте. Охваченный надеждой и страхом, он стоял на пороге пансиона, снова чувствуя себя восьмилетним ребенком. Из-за закрытых дверей длинного коридора доносились звуки, красноречиво свидетельствовавшие о неблагополучной жизни здешних обитателей. Сдавленные мужские всхлипывания перекрыл крик женщины: «Так больше жить нельзя!» — и раздавшийся затем крик ребенка. Где-то дальше слышался характерный скрип кровати, там, судя по всему, женщина зарабатывала себе на жизнь.
Том сверился с карандашными записями на бумажке, которую сжимал в ладони. Точно, вот нужная дверь! В памяти всплыл успокаивающий материнский голос: «Не надо плакать, мой маленький Томас. Давай-ка мы вместе забинтуем царапинку!»
