— Да онъ чисто полоумный! Его надо на цѣпь, проговорила Анна Федоровна.
— Прямо въ сумашедшій домъ. Нѣтъ, какова дерзость! Меня вызываетъ на дуэль. «Я пришлю секундантовъ»… Мальчишка… Меня, статскаго совѣтника… негодовалъ Иванъ Артамонычъ, — Вонъ и адресъ свой бросилъ, поднялъ онъ клочекъ бумаги, упавшій съ его колѣнъ на дно экипажа… Туда-же: секундантовъ!..
— Да вы не сердитесь, Иванъ Артамонычъ… Это шутъ гороховый какой-то… уговаривалъ жениха Емельянъ Васильевичъ.
— Позвольте, да какъ-же не сердиться-то! Мальчишка — и вдругъ смѣетъ меня ставить съ собой на одну доску! Секундантовъ! Къ чиновнику, находящемуся на государстненной службѣ — секундантовъ! Шелопай къ человѣку въ штабъ-офицерскомъ чинѣ — секундантовъ!
— А вы возьмите, да этихъ секундантовъ-то и отправьте въ участокъ.
— Замараешь себя. Вѣдь надо объяснить въ участкѣ, почему ихъ отправилъ туда. Съ нихъ снимутъ допросъ… Скандалъ… Дойдетъ до начальства. Ахъ, ты Господи! Вотъ не было-то печали, такъ черти накачали!
Въ волненіи Иванъ Артамонычъ даже вышелъ изъ экипажа.
— Да не пришлетъ онъ секундантовъ. Будетъ, что и поговорилъ, сказала Анна Федоровна.
— Самое лучшее дѣло — ѣхать къ его начальству. Пусть его изъ гимназіи выгонять.
— Да онъ ужъ, кажется, въ гимназіи не находится, замѣтила Наденька.
— Молчи! Не выгораживай! крикнула на нее мать, но тутъ же спохватилась, что она выдаетъ дочь передъ Иваномъ Артамонычемъ и мягко прибавила:- Какъ это ты, Наденька, говоришь, чего не знаешь.
— Конечно, я навѣрное не знаю, но я слышала, какъ онъ говорилъ кому-то, что онъ бросаетъ учиться и поступаетъ въ актеры.
— Въ мазурики ему настоящая дорога, проговорилъ Иванъ Артамонычъ и прибавилъ:- Ахъ какъ онъ меня взбѣсилъ, этотъ мальчишка!
— Да полноте, не обращайте вниманія, плюньте. А мы вотъ завтра пошлемъ письмо къ его матери, сказалъ Емельянъ Васильичъ. — Его мать препочтенная женщина и она навѣрное приметъ мѣры, чтобы обуздать его.
— Что ты говоришь, Емельянъ Васильичъ! Какъ можетъ слабая женщина обуздать такого сорванца, возразила мужу Анна Федоровна. — Ужъ ежели онъ въ чужомъ домѣ почтенному человѣку надѣлалъ дерзости, то побоится-ли онъ матери! Конечно-же, ежели онъ пришлетъ къ Ивану Артамонычу какихъ-нибудь мальчишекъ отъ себя, то прямо призвать дворника и отправить ихъ съ нимъ въ участокъ.
— Скандалъ… Скандалъ… Нѣтъ, я на это не пойду. Замараешь себя, отрицательно покачалъ головой Иванъ Артамонычъ.
— Ну, такъ попросту надерите имъ уши, да и выгоните вонъ. Останетесь правы. И жаловаться не посмѣютъ. Какое право имѣютъ мальчишки врываться въ чужой домъ! сказалъ Емельянъ Васильичъ.
