— А много доходу получаетъ онъ?
— Жалованья? Смотря какъ… Для семейнаго человѣка немного. Но намъ съ тобой хватитъ… Вотъ что, Паша… мы черезъ нѣсколько дней обвѣнчаемся, а покуда я отведу тебя къ однимъ моимъ друзьямъ. Надо подыскать другую квартиру, купить кое-что, вообще приготовиться…
И Михайло ласково смотрѣлъ на Пашу.
Послѣдняя вспыхнула до корней волосъ, и на глазахъ ея навернулись слезы. Но она отвѣтила практически:
— Не обманите меня, Михайло Григорьичъ!… Вы вонъ какой теперь баринъ, а я деревенская… гдѣ же мнѣ угодить вамъ?
Михайло, въ свою очередь, взглянулъ, потомъ поблѣднѣлъ, но обвинилъ себя за такую недовѣрчивость дѣвушки. Черезъ минуту онъ былъ уже спокоенъ, хотя горячо заговорилъ:
— Развѣ я обманывалъ когда-нибудь тебя, Паша? А я такой же все, — онъ поспѣшно и коротко разсказалъ свою жизнь въ городѣ, какъ онъ перебѣгалъ отъ одной работы къ другой, отыскивая чего-то лучшаго, какъ голодалъ и шлялся оборваннымъ и злымъ, какъ сдѣлалъ подлость и поплатился за то, какъ одно время ослабъ, потерявъ всякую надежду на счастье, какъ случайно попалъ къ людямъ, которые обласкали его, и какъ онъ сталъ учиться… Прошло почти три года съ тѣхъ поръ.
— Какой же я баринъ? Вонъ, посмотри, виситъ моя блуза, она прожжена вся и запачкана… Вотъ мои руки — на нихъ мозоли, а въ порахъ ихъ уголь, желѣзо, масло… Но я многому научился… Но это не помѣшаетъ намъ съ тобой жить! — кончилъ Михайло.
Паша хотѣла обнять его, но только закрыла лицо руками.
Потомъ они пошли къ Ѳомичу и Надеждѣ Николаевнѣ. По улицамъ на нихъ смотрѣли прохожіе, потому что они представляли довольно странную пару. Это, однако, не могло смутить Михайлы. Не смутился онъ и у Ѳомича, когда, по приходѣ съ Пашей, отрекомендовалъ ее своею невѣстой и просилъ пріютить ее на нѣсколько дней. Онъ только подозрительно оглянулъ друзей, чтобы убѣдиться, не смѣются-ли они?
Ѳомичъ и Надежда Николаевна не смѣялись, но словно удивились, — Миша никогда, во время житья у нихъ и послѣ ухода съ ихъ квартиры (полгода тому назадъ), не говорилъ имъ не только о невѣстѣ, но и вообще о чемъ бы то ни было, касавшемся женщинъ. Но они приняли сейчасъ живѣйшее участіе въ Пашѣ, которая, по обыкновенію, остановилась около порога и держала въ рукахъ узелъ свой съ имуществомъ. Надежда Николаевна усадила ее, взяла изъ рукъ ея узелъ, положила на мѣсто, стала ее разспрашивать, а когда Миша ушелъ, предложила ей позавтракать.
Послѣ завтрака Паша сѣла на краешекъ стула, сложивъ руки на колѣняхъ, и тоскливо слушала, что говорили между собой хозяева. Посидѣвъ такъ съ часъ, она вдругъ спросила Надежду Николаевну:
