Люди и вещи | страница 4



— Помилуй, мама, если бы всё это было правда… ну, действительно, в самом деле, — чтобы столько было голодающих… которые бы в самом деле голодали… с голоду умирали… по настоящему…

Елена Николаевна запуталась и умолкла.

— Ну? — сказала мать удивлённо.

— Я хочу сказать, что если бы это было всё правда, так разве бы стали все так жить?

— Кто, все?

— Остальные все. Ну мы, ты, Лопухины, Савицкие, Соня… Одним словом все, — сказала Елена Николаевна с нетерпением, сама внутренне удивляясь, что она это говорит.

— А как же нам жить, по твоему? — с глубоким недоумением спросил муж.

— Да так же, как мы и теперь живём, потому что я ничему этому не верю. Бедные всегда были и будут: одни беднее, другие богаче; сравнительно с мужиками, пожалуй, и мы богаты, ну, а сравнительно с какими-нибудь Поляковыми и Штиглицами — мы нищие. Всё сравнительно.

— Так что же из этого? Я всё-таки не понимаю, что ты хочешь сказать, — сказал Павел Александрович.

— Хочу сказать, что это в порядке вещей. А голод — это не в порядке вещей, и если, действительно, голод, это так нельзя. У одних слишком много… положим, не слишком, — поправилась она, — а больше, гораздо больше, у других — ничего. Это надо как-нибудь… ну, я не знаю — переменить что ли. Если бы был такой голод — это бы переменилось. Да, да, наверно. Но я не верю, — заключила она.

— Нечего тут не верить, — сказал Павел Александрович, допивая кофе. — Голод, действительно, ужасный; в Казанской губернии даже пухнут и мрут; в десяти других, чёрт знает, что едят вместо хлеба, и мы, общество, делаем всё, что можем. Вон и в нашем департаменте все согласились по три процента в месяц; это немало. А всё-таки, пора в театр ехать. Расфилософствовалась моя Елена Николаевна, в какие-то донкихотские рассуждения пустилась… — засмеялся он. — Ступай-ка лучше одеваться, а то слишком опоздаем.

— Вы сегодня во французском?

— Как же, ведь суббота. Быть может, и вы с нами, maman? Нас всего трое в ложе.

— Нет, спасибо, мой милый. Испортились французы; у них теперь совершенный балаган, даже не смешно.

— Нет, не скажите. Отлично после обеда; спать вредно, а посмеяться очень хорошо. Эти милые французы великолепно пищеварению помогают. И Лего очень хороша…

— Вешалка для парижских платьев, — отрезала Елена Николаевна, уходя.

— Женское суждение, — сказал Павел Александрович, смеясь. — А мы и в итальянскую оперу абонировались, maman. На два кресла разорились.

— Вот уж именно разорились. Это и я бы поехала, да дорого очень.