С 7 октября по 9 октября в Эрмитажном театре , в Царском Селе и в Петергофе проходила международная конференция "Дворцы Романовых как памятники истории и культуры".
Она была посвящена целому комплексу проблем изучения, реставрации и музеефикации дворцовых ансамблей, связанных с царской династией, юбилей которой мы отмечаем весь 2013 год.
Мы уже писали о выставках, знаменующих это историческое событие. Одна из последних по времени открылась в световом атриуме Музея истории религии . Её название – «Помазанники Божьи. К 400-летию воцарения Дома Романовых» – предопределило характер экспозиции: это разнообразные документы и памятники – гравюры, предметы декоративно-прикладного искусства, книги, макеты храмов, иконы из собрания музея – от чудотворного образа Феодоровской иконы, которая считалась духовным омофором династии, до необычных изображений времён Николая II, отражающих стилистику модерна – «Богоматерь-Знамение Серафимо-Понетаевская» или «Покров Богоматери» Михаила Нестерова.
В нашем городском «сеятеле» красоты, неисчерпаемых имён и тем русского искусства – Государственном Русском музее – продолжается выставка Аркадия Пластова. Там действительно дышат почва и судьба (это подзаголовок выставки) одного из последних художников деревни.
Выставка приурочена к 120-летию мастера реалистического бытового жанра, как можно было бы сухо назвать его творчество официально-искусствоведческим языком. Аркадий Пластов – уроженец Симбирской губернии, его детство прошло в живописной деревне Прислониха, которая – как и Тимониха для Василия Белова – стала не только малой родиной, но и местом художественных вдохновений. Виды деревни, её жители – постоянные герои ярких, радостных по настроению, солнечных по колориту картин художника. И хотя расцвет его творчества приходится на годы соцреализма, манера мастера – скорее, ещё один извод русского реализма с его академической выучкой и импрессионистическим видением мира. Пластов – достойный наследник Коровина и Архипова, современник Сергея Герасимова. Кстати, выставку открывает картина трагического 1937 года, но называется она «Колхозный праздник», которую мы воспроизводим. Раздольная сцена деревенского изобильного застолья написана в том же году и названа так же, как и у С. Герасимова. Это, конечно, госзаказ на «большую» картину, прославляющую новую советскую деревню, и в то же время – отражение подспудной тяги человека к радости жизни, к соборному действию – на какую бы страшную годину ни выпала наша единственная жизнь.
