Контрпредложение, которое Серрано Суньер на следующий день доставил в Анде, не пришлось по вкусу министру иностранных дел рейха. Но и последующие изменения не повысили ценность этого документа. В результате был составлен лишь секретный протокол, в котором Испания заявляла о своей готовности примкнуть к тройственному пакту и к итало-германскому военному альянсу.
На фоне предшествовавших успехов такой исход, невзирая на содействие Серрано Суньера, следует рассматривать как первое достойное внимания дипломатическое достижение каудильо. Результат довольно точно соответствовал его стремлениям. В отличие от государств Южной Европы, которые уже в следующем месяце примкнули к тройственному пакту, Испания не взяла на себя никаких конкретных обязательств. Она также не подвергала себя опасности перед англосаксонскими державами, что имело едва ли не жизненно важное значение.
Гитлер и его окружение чувствовали, что в Анде потерпели поражение; об этом свидетельствует их брань, длившаяся довольно долго. Министр иностранных дел рейха назвал Серрано «иезуитом» и с ожесточением жаловался на «неблагодарность» каудильо. Гитлер заявил, что лучше даст вырвать себе три-четыре зуба, чем еще раз примет участие в подобном мероприятии.
Немцы также не признали себя побежденными. Гитлер уже постепенно отходил от стратегии получения помощи с периферии и все решительнее обращался к «восточному решению», плану нападения на СССР, который созрел окончательно после визита главы советского правительства в Берлин[40]. Однако итальянские неудачи в восточном Средиземноморье, оголившие южный фланг[41], заставляли его еще серьезнее задумываться над целями, связанными с Гибралтаром (операция «Феликс»).
Новая серия дипломатических шагов была призвана склонить каудильо к уступкам. Вначале был приглашен и принят в усадьбе Гитлера в горах под Берхтесгаденом Серрано Суньер. Затем Канарис снова отправился в Мадрид, где вскоре посол Германии огласил квази-ультиматум. В конце концов о помощи попросили Муссолини, и 12 февраля 1941 года он имел долгую беседу с Франко в Бордигьере.
Глава испанского правительства и после возвращения из Италии делал ставку на выигрыш времени и при этом оставлял себе две возможности для политических действий: империалистический набег на стороне победоносной Германии или возврат к жесткому нейтралитету. Франко не слишком беспокоило, что в этой ситуации испано-германские отношения стали более прохладными.
