— Не твоего это ума дело, дитенок. Знай молчи шибче. — Но я не могла молчать. Чувствовала, что в дом вошла какая-то тревога, горе. Какое? С дедом разговаривать было бесполезно —как в рот воды набрал. А бабка голосит, как по покойнику. А о чем?
Постилая мне на ночь постель, она вдруг жалостливо спросила:
— Дитенок, как же ты теперь будешь расти без папеньки?
Я промолчала.
К ночи дедушке стало легче. Он поднялся, обрядил проголодавшуюся скотину, напился чаю и спокойно уснул. И я успокоилась. Не ахти какое горе. Ну ушел отец от матери. А мне-то что? Я с ними не живу.
Утром дедушка не проснулся. Смерть его была совершенно неожиданной. Он никогда не хворал и ни на что не жаловался. Хромал немножко на правую ногу. (Ранили на японской войне гранатой-шимозой.) А так был здоров, работал в поле и по дому не покладая рук. Горе подкосило мою бабку под корень. Она сразу вдруг постарела, стала ко всему безучастной.
После дедушкиных похорон мать увезла меня с собою в город...
Днем в квартире раздался звонок. Долгий, нетерпеливый. Я подумала: «Кто-то чужой». Защелкали по паркету Тонины шлепанцы без задников — пошла открывать. И тут меня кольнуло в сердце: «А вдруг это бабушка приехала!» Но в прихожей заверещал Вадька: «Мама! Мама пришла!» Я равнодушно подумала: «Чего это она сегодня так рано?»
Мать пришла необычно веселая, оживленная. С размаху швырнула свой брезентовый портфель на продавленный диван. Пригладила волосы. Улыбаясь, спросила меня:
— Ну как, дочка, дела? Все куксишься? А зря. Тоня с досадой махнула рукой:
— А ну ее. Напустит на себя с утра мирихлюндию и киснет, и киснет целый день. Надоело.
Мать весело сказала:
А у меня новость. Слушайте внимательно. Через три дня мы уезжаем!
Ура!—завопил Вадька.
Куда это? — озабоченно спросила Тоня. — Аль дачу сняли? На какие, интересно, доходы? До получки и так не дожить.
Нет. Не дачу. Совсем уезжаем. В Пушкинские Горы. Место я там получила. Старшего агронома района.
Тоня присвистнула:
Вот те раз! Не было печали. Или вы не знаете что сейчас в деревне творится?
Знаю. Началась сплошная коллективизация. И мое место, как специалиста, там. Или, по-твоему, меня зря советская власть учила? Разве тут работа? На счетах любую девчонку можно научить щелкать. Нет, я хочу настоящего дела.
А что ты будешь делать? — спросила Галка.
Колхозы организовывать. Ах ты Галчонок этакий! Ты даже и не представляешь, как мы здорово заживем на новом месте! Пушкинские Горы — это же рай земной. Русская Швейцария. Давайте обедать и начнем не спеша укладываться. Дела у нас много.
