— Так тебе и надо! Ишь черти ее носят. Не только ногу — голову сломаешь!
Наум Исаич что-то ей сказал вполголоса. Тоня заплакала:
Доктор, дорогой, что же я матери-то ее напишу? Ведь я за нее головой отвечаю...
О женщины, женщины! — прервал Тонины излияния Наум Исаич. — Радоваться надо, что осталась жива, а она плачет. Вот что, Антонина, Анастасии Дмитриевне ничего не пиши. Ее нельзя волновать. Пусть поправляется.
Когда мы с Тоней остались с глазу на глаз, она опять заплакала:
Господи, растила я Вадика с Галинкой и горя не знала, а ты...
Тоня, не плачь. Я больше не буду...
— Молчи уж. — Тоня вытерла слезы ладонью.— Знаю я тебя. Добегалась? Вот теперь лежи. Еду буду приносить. И учебники принесу. Не жизнь, а разлюли-малина.
Люська-толстушка с необыкновенным проворством влезла в раскрытое окно моей крошечной палаты, шлепнулась на белую табуретку, сказала:
Вот зараза! — и захохотала.
Чего ты? — удивилась я.
Да старуха там стоит, в проходной. Карга противная. Никого из наших не пропускает. Передачку взяла, а пустить — ни за что. Хоть тресни. Динка с Надей ей там зубы заговаривают, а я в окно. — Люська сложила кукиш, полюбовалась и нацелила его на дверь палаты: — Что, съела? Слушай, а ты, оказывается, такая тяжеленная! Уж я тебя волокла-волокла, дух вон. Моли бога, что не бросила.
— Ты меня волокла? Откуда? Куда?
Люська, осердясь, по своему обыкновению вытаращила глаза:
Куда, куда? На кудыкину гору! Ты ж с Лысухи сорвалась!
Я?!
Нет, я, наверное. — Люська показала пальцем на мою больную ногу.
Люся, я ничего не помню. Честное ленинское, не помню... Странно как...
Ничего нет странного,— ухмыльнулась Люська. — Если бы даже взрослый с такой кручи ляпнулся, и то память бы отшибло. Слушай, как было. Нарвала я хвощей. Кричу тебя, ищу — как в воду провалилась. Ну, думаю, и нахалка — домой убежала. Спустилась я вниз, обошла вокруг на всякий случай, тут тебя и увидела. Лежишь вверх лицом, как пласт. Я и так, и сяк, а ты только мычишь!.. Ох, я и испугалась!.. Тащу тебя за подмышки и не могу больше. Давай кричать во все горло. Чуть не надорвалась — никого нет! Что делать? За подмогой бежать, тебя бросить одну боюсь. Веришь ли, я даже заревела. И тут вижу, хромоногий Ефремыч хворост на тачке везет. А ему помогает знаешь кто? Угадай. Вовка Баранов — вот кто! Он с горы Закат шел и встретил Ефремыча. До того я обрадовалась! Скинули мы хворост да и привезли тебя на тачке в больницу. Слушай, а как же это тебя угораздило сорваться? Ведь не маленькая.
