А от избытка радости Илье требовалось вертеться. В результате, когда они вновь усаживались, его хлипкое мороженое полетело Антону на брюки. Ведь других мест нет.
Илья замер, растерянно глядя на пятно и не зная, чего ждать. Счастья будто и не было на его лице.
— Так! — решительно сказал Антон. — Бери мое мороженое. Я еще не касался.
Илья подчинился, но несмело, и когда понял, что подвоха нет, воспрянул, продолжил трещать о том, как на велосипеде выследил шпионов, при этом уже уплетал мороженое.
— Ты не боишься подавиться? — назидательно перебил его Антон, вытирая платком штанину.
Но Илья безошибочно уловил в его интонации доброту и потому, воскликнув «не-а!», с какой-то детской неосознанной благодарностью, даже подавшись к Антону, рассмеялся.
Автобус въехал в Москву.
Влад, полностью откинувшись на спинку кресла, смотрел в окно, а Римма смеялась, ела кабачковую икру с ножа…
Теперь водителя просили остановить у той или иной станции метро, не доезжая до вокзала.
«До свидания! — кричали поочередно. — До свидания всем!» Уходили.
Ирина тоже собрала сумки, стала всех обнимать, целовать. Поцеловала в щеку Антона, посмотрела на него нежно… Развернулась и пошла с Ильей к выходу.
Спускаясь, уже успела чему-то расхохотаться, а на улице махала им рукой и разрыдалась.
Автобус тронулся, и покрасневшее, беспомощное лицо любимой женщины исчезло.
«Не реви! — приказал себе Антон, стиснув зубы. — Не реви, я сказал!»
Но чувствовал, что не сдержится, и так испугался этого, что вдруг стал отчаянно молиться, просить силы…
Так и ехал, будто в прострации, окаменевший…
На автовокзале их встречала мама Аркадия. Полная красивая брюнетка с бесконечной добротой в глазах. Как у мадонны с картин эпохи Возрождения.
Антон испытал неловкость, потому что знал всю невеселую подноготную их семьи.
Аркадий сник, будто его прицепили на поводок, отошел от матери, стал бродить взад-вперед, трясти головой, что-то раздраженно бормотать…
А она разговаривала с женой Флегматичного, слушала ее, словно могущественного врача, и поглядывала на других спускавшихся пассажиров — тепло, внимательно, будто хотела увидеть их глазами сына, будто благодарила, что они не навредили ее ребенку, вернули живым и сохранным…
Антон крепко обнял Римму, Влада. Римма прослезилась. Влад ободряюще улыбнулся. Договорились не пропадать. Они ушли.
Антон остался один.
Он брел по городу. Глаза была на мокром месте. И ничего уже тут не поделаешь.
До поезда было еще полдня. Догадался сдать сумку в камеру хранения. Поехал на Арбат. Мир с его радостями проходил мимо. На душе было пусто. Будто в родной квартире, из которой все вынесли.
