— Вовик, ну что ты смеешься? При чем тут «бабская фигня»? Эти наши новые соседи вообще со сдвигом. Тут вон эта Валентина ковры на балконе вытрясала, а Меньшов, ну, который на «мерседесе», наезжать на нее начал, мол, трясешь свою пыль на мой белый «мерс». Ну, Валентина спокойненько так ушла с балкона и говорит Меньшову: «А пошел ты на… со своим «мерсом». И что ты видишь? Тут он заводил его, заводил два дня, а потом отвез в автосервис и начал на «джипе» ездить.
Катин Вовик, все еще посмеиваясь, отправился на лестницу — вызывать на разговор соседа. У Инги дрожали руки — ей казалось, что дома умирает шарпей, вот прямо сейчас. Пашка был какой-то мрачный и кислый, их с Ингой оставили вдвоем на кухне.
— Ну и что случилось? — поинтересовался Пашка.
— У меня собака умирает, — выпалила Инга.
— А я-то при чем?
— Ну как, ты же сказал, вот и… Ты же сказал, что он умрет, как Никита.
— Правильно я сказал, — подтвердил Пашка. — Не умеешь ты с животными обращаться — нечего их и заводить. Кота загубила, теперь собаку…
— Пашенька, милый, ну что же теперь делать-то? — взмолилась Инга.
— Что хочешь, — мрачно сказал Пашка. — Я заеду к тебе в среду на работу, хорошо?
Весь день Инга обрывала телефон, пытаясь дозвониться до бывших хозяев собаки. Ее телефонная истерика, кажется, произвела на них впечатление. В понедельник утром щенок вернулся на прежнее место жительства.
— Ну, что пес? Сдох? — поинтересовался Пашка в среду.
Ингу передернуло.
— Нет, — сказала она. — Я вернула его хозяевам его матери. Они обещали подыскать нового владельца. Когда он поправится, конечно.
И шарпей поправился. Инга уже не удивлялась. Она знала точно, что во всем виноват Пашка.
— Обыкновенная аллергия, — объяснили хозяева пса. — Он абсолютно здоров. Если хотите, можете забрать обратно.
Инга не хотела. Она любила Пашку и боялась его. Раз он сказал, что не судьба ей иметь животных, значит, так оно и есть. Максим поканючил еще недели две и успокоился.
Жизнь вошла в привычное русло. Свидания с Пашкой стали для Инги обычным делом, и все-таки она ждала их всякий раз с замирающим сердцем. Все вокруг обрело какой-то новый, невиданный доселе смысл — и пробуждения по утрам в темной еще комнате рядом с незамечаемым ею мужем, и утренний макияж, наносимый теперь особенно тщательно (для Пашки!), и путь из дома на работу (вот под этим деревом целовались с Пашкой в машине, ночью; вот из-за этого поворота всякий раз выезжает Пашкина машина, когда он заезжает за ней в ателье, вот здесь…).
