— А посетители утром у нее были?
— Нет, никто не заходил, — на лице секретарши обозначилась боль, она как-то умоляюще обратилась ко мне: — Что же это такое происходит? Что же это за напасть такая?
Объяснять ей, что первопричина «напасти» — грязные деньги, дающие их обладателям власть и вседозволенность, но в конце концов губящие их самих, не было никакого желания. Катя наверняка не сразу поняла бы меня, а дискуссия на эту тему не входила в мои планы. Поджимало время, ведь там, в следственном изоляторе, томилась Татья-на. И хотя моментами я по-прежнему проклинал ее, задыхаясь в очередном приступе ревности, все же Господь потихоньку просветлял мой помраченный ум, посылал в мое сердце великодушие и смирение, и я сознавал, что оставался единственной надеждой для своей супруги, обличенной в страшном грехе. А обвинение снимать с нее не собирались, и Маврик методично подшивал в дело новые протоколы допросов и свидетельства очевидцев, и оно толстело.
Верочка не выглядела чересчур печальной, хотя и старалась придать лицу соответствующее выражение. Да и длинный голубой халатик как-то не гармонировал с трауром души, если таковой присутствовал.
— Простите, что принимаю вас по-домашнему.
— Ничего страшного, это даже будет располагать к большей откровенности, — в свою очередь намекнул я на серьезность предстоящего разговора.
— Проходите, пожалуйста, — она сделала пригласительный жест рукой в сторону зала.
— Не задержу вас? — запоздало осведомился я. — Будний день, и вас, видимо, ждут на работе.
— Работа… — повторила она, и в ее тоне прозвучала настоящая горечь. — Я не работаю, так что можете располагать моим временем.
Выяснять, почему не работает и на какие средства живет, не стал. Нетактично, все-таки женщина.
На низеньком столике перед диваном стояли бутылка коньяка, две рюмочки, на тарелке — фрукты.
— Присаживайтесь и давайте помянем Тамару, — предложила Верочка.
Короткий ритуал поминовения происходил молча, и лишь когда донышки пустых рюмок соприкоснулись со столом, Верочка обеспокоенно спросила:
— Считаете, что эта череда убийств может затронуть еще кого-то?
— Не исключено, если творящий зло не будет изобличен или не будут устранены побуждающие совершать его это зло мотивы.
— Боже праведный! — воскликнула она и приложила руки к груди. — Спаси и сохрани нас.
В этот возвышенный момент я сообщил ей:
— Перед смертью Тамара звонила вам.
Пальчики Верочки дрогнули, сжались в кулачки, руки безвольно упали на колени. Она смотрела на меня изумленно, растерянно и недоверчиво. Казалось, дар речи к ней вернется нескоро, настолько ошеломляюще подействовали мои слова, но вот Верочка мотнула головой, словно отделывалась от наваждения, и вместо объяснения настороженно попотчевала меня вопросом:
