Ночью не помогало даже снотворное. Ворочался с боку на бок, нервничал, обливался потом. Вконец измученный, принимал душ и опять ложился. Но стоило лишь закрыть глаза, появлялась Татьяна, кроткая, молчаливая, с печальным взглядом, Я сердито сопел, но уже не проклинал предавшую меня. Она уже виделась жертвой, а значит, моя душа потихоньку избавлялась от гнева и наполнялась терпением и великодушием.
Меня вновь срочно затребовало начальство. Поднимаясь на этаж выше, я был на все сто процентов уверен: вызывали опять в связи с происшествием на даче, ибо таким повышенным вниманием руководства прежде не пользовался.
Полковник сурово взглянул на меня и, даже не предложив присесть, начал:
— Это ты что же, Шустов, самодеятельностью занимаешься?
Я удивленно уставился на начальника райотдела милиции.
— Не строй глазки. Кто тебя уполномочил проводить собственное расследование?
Тут только дошло, что конкретно ставилось мне в вину. Видимо, кто-то из девочек, имея связи, пожаловался. Наверняка Тамара, уж очень я распалил ее в конце нашего разговора.
— Никто, — промямлил я, как проштрафившийся школьник.
— А чего же дознание проводишь, у тебя что, своих дел мало?
— Так она все-таки жена мне, — оправдывался я. — Должен же я помочь ей избавиться от надуманного обвинения.
— Ну да, от надуманного, — полковник бросил на стол ручку, которой собирался что-то писать или подписывать. — Пистолетик-то у кого находился? И, заметь, отпечатки пальцев на нем только твои и твоей супруги.
— Уверен, не она стреляла, — и я, как в молитвенном экстазе, приложил руки к груди.
— Тогда, может, скажешь кто? — усмешка полковника отдавала ядом.
В который раз возникало желание рассказать про неизвестную женщину в розовом и в который раз оно моментально исчезало. Нутром чувствовал: не поверит, подумает, что выгораживаю жену и себя.
— Так вот, Шустов, — полковник прихлопнул ладонью по столу, — предупреждаю тебя в последний раз: не мешай расследованию, займись своим делом.
Сказать, что указание начальства я принял как руководство к действию, было бы преувеличением. Своими делами я, конечно, занимался, насколько был способен при своем раздвоенном состоянии, но авантюрная мыслишка, однажды пришедшая в мою голову, все сильней отравляла сознание. А после кратковременного свидания, что мне устроили по звонку свыше, она уже приобрела роль главенствующей.
Татьяна выглядела поспокойней, чем в предыдущий раз, глаза смотрели с надеждой. Но ничего радостного сообщить ей не мог. Наш разговор крутился в основном вокруг сына. Мы оба словно боялись коснуться щепетильной темы, дабы не нарушать только что сложившееся в наших отношениях хрупкое равновесие.
