Тьфу, как-то глупо все так.
«Долог день до вечера».
Он даже совершил неслыханный жест расточительности. Швырнул на ветер 20 гривен — сходил на теплоходе по трем бухтам: синей, зеленой и голубой. Красивые бухты. Царский пляж. Сквозной грот — хитроумная затея пиратов. Было ощущение, что он что-то безмерно важное не успел сделать. Нет, не так. Ему предстоит сделать что-то безмерно важное, может сейчас, может вечером, а он уже твердо знает, что не успеет. И эта заранее упущенная возможность зубной болью медленно изводила его, выматывала нервы.
Самое противное, что ведь нет ничего, нет и быть не может. Потому что не может этого быть никогда.
М-м, как муторно-то…
Генуэзская крепость, в простонародье именуемая Генуэз, обрывалась в море несколькими крутыми утесами. Один из них, средней крутости, Виктор облюбовал для прыжков в море. Он заранее, как человек предусмотрительный, разведал дно. Оно было довольно чистое, глубина — метра три «с гаком», как здесь говорят. Пойдет. Только кусок скалы, видимо отвалившийся когда-то от утеса, торчал у самого подножья. Но его легко перелетаешь, даже несильно оттолкнувшись. Когда-нибудь, мечтал наш герой, бархатной безлунной ночью, можно будет сигануть оттуда с факелами в руках. Когда-нибудь…
Он сидел наверху утеса. Даже блаженное ощущение двухсекундного полета не манит. Незачем лететь. В таком настроении не то что летать, ползать не хочется. «Летай, иль ползай — конец известен». Он слушал ветер. Интересно, здесь всегда дует ветер с моря. Как же парусники отчаливали от берега? Ветер… У всех у них в головах ветер в этом возрасте. Но все кажется таким значительным! Ничего, вот вырастут, поймут, что к чему. В жизни не одна романтика, есть и изрядная доля цинизма. И неизвестно еще, что бы другой мачо сделал на его месте. Хотя догадаться можно. Эх, спрыгнуть бы отсюда прямо в одежде, да не тщательно отработанной «ласточкой», а «солдатиком»… Стойким оловянным солдатиком. «Оловянный, стеклянный, деревянный». Какое-то правило русского языка, не вспомнить сейчас — о чем. Ладно, надо еще какой-никакой еды впихнуть в себя. Натощак не работаем — принцип.
Вечер как вечер. Все гомонит и веселится. Большая деревня. Находись она в российской глубинке, выглядела бы, конечно иначе. Там ведь нет моря. И население не меняется каждые десять дней. А местные и здесь, в общем-то, живут бедно. Веселятся и ликуют туристы, люди, что умудрились как-то за что-то уцепиться в этой неверной изменчивой субстанции, именуемой жизнью. Современной жизнью. И у них здесь — пир. Неважно, что во время СПИДа и на пороге эко-катастрофы. Когда это кого останавливало.
