— Ты извини, что я так с тобой… Нелепо, конечно, все вышло, — он отвернулся от нее к морю, этому ленивому тигру, что пару минут назад мог проглотить их, не поперхнувшись, а теперь в мире не было добрее существа. Ласково трется о берег.
— Сама представь, я лежу на дне, никого не трогаю. Воздух, значит, выпустил, решил три минуты продержаться. Вокруг — красота. И тут кто-то — цап за загривок и ну тянуть! Оборачиваюсь — мама! — какое-то чудо лохматое и лица не разглядеть. Видок, конечно, у тебя был…
Надо сказать, Виктор не просто рассказывал, он представлял все в лицах: и как оглядывается, безмерно удивленный, и какое чудо лохматое увидел. И добился-таки своего. Нина, в конце концов, не выдержала и улыбнулась сквозь слезы.
— Ну вот, похоже, тебе уже лучше.
Она утвердительно кивнула.
— Но что-то подсказывает мне, что купаться ты сегодня больше не будешь?
Она помотала головой.
— Тогда бросай бинт и пошли съедим что-нибудь.
Только поймите правильно, господа ревнители нравственности, наша героиня не стала Виктору намного интереснее. Просто некоторая склонность к медицине, если хотите, подсказывала ему, что бросать человека после такого стресса одного нельзя.
В ногу с ревнителями нравственности, если так можно выразиться, идут и другие герои повествования. Легко представить в их устах такие, например, фразы:
— Ну Виктор, старый ведь уже. Нашел ведь… такую… — так или почти так выразились бы соседи музыканта по коммуналке.
— Но ведь он русский, дочка. Русский, — так сказала бы мама Нины, не вдаваясь особо в чувства своей маленькой глупой дочери.
— Шакал, — самый лаконичный отзыв дали бы, конечно, братья Нины.
Но наши герои не слышат этого и беспечно бредут по ул. Ленина, обгладывая по третьей палочке мидий. В небе сияет начищенным медным тазом солнце. Машины — и потрепанные «Жигули», и дорогие иномарки — дружески обдают их вонючим дымом. Протарахтела толпа лохматых байкеров, один показал Виктору поднятый вверх большой палец.
— Значит, ты здесь живешь? (Эх, Федор, Федор…)
— Да, уже восемь лет.
— То есть, вы не всегда здесь жили?
— Нет. Раньше мы жили в Зугдиди. Такой небольшой город в Грузии. Потом уехали. Там была война.
— Извини. Наверное, неприятно вспоминать.
— О войне — да. Но там моя Родина. Когда-нибудь я поеду туда, — в ее голосе прозвучали твердые нотки.
— А я из Воронежа. Есть такой русский город. Смотри, какая машинешка!
В тени кипарисов стоял ярко-желтый «Фольксваген-жук», усталый и запыленный.
