. Идея о том, что образование централизованного государства было куплено тяжелой для русского народа ценой, явилась большим прогрессом в исторической науке.
Ряд интересных высказываний по русской истории имеется в работе декабриста М. А. Фонвизина «Обозрение проявлений политической жизни в России»[58], представляющей собой отклик на книгу Энно и Шеншо «История России»[59]. М. А. Фонвизин возражает Н. М. Карамзину и другим историкам, которые «везде стараются выставлять превосходство самодержавия и восхваляют какую-то блаженную патриархальность, в которой неограниченный монарх, как нежный чадолюбивый отец, дышит только одним желанием осчастливить своих подданных»[60]. М. А. Фонвизин выступает как борец против самодержавия и сторонник «политической свободы».
Его историческая концепция заключается в утверждении, что до образования централизованного государства «все русские были вольные люди», «крепостное рабство землевладельцев» в России не существовало, во всей силе были «муниципальные учреждения и вольности», образец которых можно найти в Новгороде, Пскове, Вятке[61].
Татаро-монгольское нашествие еще не уничтожило «общинный быт русских городов». Но оно оказало влияние на утверждение на Руси самодержавия. Русские князья (Иван Калита и другие), «пресмыкаясь в Орде», «возвращались оттуда грозными, суровыми повелителями и на подданных вымещали свое унижение». Постепенно «во всех русских городах общинная свобода заменилась княжеским произволом». Дмитрий Донской в Москве «своею властию установил смертную казнь и отнял у народа право избрания тысяцких» и прочих «общинных чиновников». «В том же духе действовали его преемники — Василий I и Василий II». На Руси утвердилось единовластие, которое «не замедлило превратиться в самовластие». Великий князь Иван III стал уже «государем самовластным». Он и его сын Василий II, «покорив оружием Новгород, Псков и Хлынов, уничтожили их общинные права и вольности и увезли в Москву, как трофеи, колокола, созывавшие на вече свободных граждан Новгорода и Пскова». Но «дух свободы» продолжал жить в народе[62].
Труды дворянских революционеров конца XVIII — начала XIX в. (хотя и не являвшихся исследователями-профессионалами) представляют собой серьезный этап в развитии русской исторической мысли[63]. Они имеют несомненное значение и для изучения проблемы складывания Русского централизованного государства. В официальную трактовку, нашедшую законченное выражение в консервативно-охранительной концепции Н. М. Карамзина с его апологией самодержавия, была внесена новая революционная струя попыткой рассмотреть процесс создания единого государства на Руси в конце XV — начале XVI в. под углом зрения борьбы деспотизма и гражданской «вольности». В этой попытке было много упрощенного и неисторического. Целый ряд явлений древней Руси получил неверную идеализированную оценку. Как проявления гражданской «вольности» расценивались иногда выступления удельных князей против московской великокняжеской власти, сопротивление московским князьям Новгородской феодальной республики и т. д. Но при всем том был очень важен отказ от точки зрения на монархический строй как исконное для Руси явление, соответствующее духу русского народа, а на Русское государство XV–XVI вв. как на «восстановленную» древнерусскую (киевскую) монархию. Ценность представляла мысль о том, что возникновение централизованного государства не только явилось результатом победы «единовластия» над «разно»- или «много»-властием, но было связано с ростом угнетения народа. Плодотворным надо признать внимание к деятельности вечевых собраний, хотя дворянские революционеры не достигли их правильного понимания.
