Так невмоготу становилось иногда, аж искры с треском сыпались с него. Но ничего не сделаешь — отсюда не вырваться. На Землю дорога заказана. На веки вечные. И от этого ещё тошнее.
Однажды один знакомый сказал ему:
— Гляжу на тебя, мужик — ох, как ты хочешь обратно в прежнюю жизнь!
— Может, и так, — не стал скрывать своего желания. Оно, собственно, и не скроешь: искры ни от кого не спрячешь.
— Обратись к Иерархам, может, и отпустят… На время.
— Куда?
— Куда стремишься. На Землю.
— Разве так… бывает? — не верил Гриша своим ушам. — Неужели отпускают?
— Слышал — отпускают. Только редко.
— А ты сам как?.. Не пытался?
— Нет. Мне там делать нечего… Да и не отпустят, знаю… Грехи слишком тяжкие.
— И как найти Иерархов?
— Не ищи. Сами позовут. Если пожелают встретиться. На то они и Иерархи. Всё слышат, всё знают.
После этого разговора окреп духом. Оказывается, кое-кого отпускают. Почему бы такому не быть и с ним? Ведь ему так надо обратно, так нужно! Теперь только одно и было в голове — как бы поговорить с Иерархами. Обратно. Домой. На Землю.
Однажды понял: услышали. Не мог бы объяснить самому себе, но как-то знал: его услышали. И в самом деле: скоро стоял перед теми же стариками. Они долго смотрели на него, так же пристально и жёстко, как и при первой встрече.
— Чего хочешь? — спросил, наконец, один из них.
— Вернуться на Землю, — не сказал даже, а точно выдохнул Гриша и весь сжался, как пружина. Ярко-голубые искры от него полетели косяком.
— Зачем?
— Прощения хочу просить у жены.
— Ей этого не надо.
— Это нужно мне самому. Тяжко…
Грише показалось, на него глянули по-другому.
— Надо было думать раньше.
— Ума не хватило. Только теперь понял.
— И что изменится?
— По-другому жить стану.
— Теперь тебе нет места среди земных людей. Сам отделился от них. Человека убил.
— Я никого не убивал. Они живые.
— Это мы не позволили. Но ты убил себя. Когда стрелял в них, тогда в себе человека и убил. А тебе жизнь была дарована не для этого.
— Да ведь я…
— Сказано было: какое право имеешь умерщвлять жизнь, которую не ты подарил? Не послушался нас! Презрел запрет. А это — грех великий.
— Неужели… со мной тогда говорили вы?
— Думал, сам с собой споришь, что ли?..
— Я… я не знал…
— Дело не в этом. Каждому человеку, кроме души, при рождении даётся свобода воли — поступать так или иначе. От этого зависит жизнь его и счастье. Каждый выбирает дорогу сам. Пенять не на кого. Всё даётся всем одинаково. Только не все одинаково используют это.
