Я встал как вкопанный. Что значит «подмена по контрасту»? Темную одежду подменили чистой, белой… лунной, серебристой… Не сходи с ума! Не все же сосредоточены на одном, как ты… Ну, а дальше? Замолчали. «Дальнейшее — молчанье». Ладно, у меня свое дело, срочное.
Быстро подошел, боясь передумать, взмахнул и опустил, вложив всю силу, испытав секундную дрожь восторга… потом принялся разбивать методично. Осколки, арматура, пустота… И я замер опустошенный, ничего не вспомнив, ничего! Услышал голос, обернулся.
— Что ты наделал, Макс?
Они стояли, держась за руки, обособленно от меня, даже враждебно — на миг подумалось.
— Надя! — я засмеялся. — Неудачный эксперимент, прости.
— Эксперимент?
— Понадеялся, что вспомню. Ведь это уже было.
— Когда?
— Давно, тебя еще на свете не было. Одна девушка… она исчезла из моей жизни напрочь…
— Умерла?
— Да нет, жива, слава Богу. Она меня бросила, а ее будущий муж избил.
— Тебя?
— Меня, дорогая. И я в отместку устроил такой вот погромчик — уничтожил статую «Любовь».
— Надя, ты его бросила? — соизволил открыть рот Андрей.
— Нет, Андрюша, — ответила она со сдержанной силой; что-то изменилось в ней; прикоснулась к искореженной арматуре, погладила уцелевшую руку девы, сиявшую белоснежным изгибом в свете веранды. Мучительное ощущение, мистическое, шевельнулось в моей душе. Все напрасно.
— Все напрасно, — повторил я вслух. — Не с погрома я потерял память.
Они глядели непонимающе.
— Я же забыл, как вообще стал скульптором. Наверное, тогда серьезную травму получил, — я швырнул кувалду оземь. — Эксперимент провалился.
— А, глаза мозолить не будет.
— Андрюша, помолчи! — она провела ладонью по лицу, как бы стирая что-то. — Макс, ты захотел вспомнить свою первую любовь и уничтожил «Надежду»?
— Прошу прощения, я хотел проверить. Как еще из больницы вернулся… и потом, когда смотрел, как сорока-воровка клюет узелок…
— О чем ты? — Надя переглянулась с братом.
— Образно говоря, казалось мне, будто тут, в этом пространстве душа Веры, будто она требует…
— Не доводите ее своим бредом…
— Андрей!
— Тебе будет плохо, — предупредил он сдержанно. — Пошли домой.
Она вдруг заплакала, а я его опередил, подошел к ней и встал на колени.
— Надя, я тебя люблю, я вспомнил.
— Не может быть! — заявил Андрей изумленно.
— Я только это помню, больше ничего, — я говорил, обращаясь к ней, нежно и осторожно, словно боясь потерять; и он уступил, ушел… нет, вернулся, поднял кувалду, отнес в сарай и скрылся в доме (я наблюдал бездумно, другим был захвачен). Мы стояли слитно под дубом; я — прижавшись к ней лицом, к белым теннисным шортам: она — положив руки мне на плечи. И я вдруг почувствовал ее как женщину, ужасно обрадовался, поцеловал одну руку, другую, спросил:
