— Сильно пострадал?
— Нет, в руль вцепился, аж руки одеревенели. Макс, не могу об этом вспоминать.
Но я уже вошел в раж и продолжал безжалостно:
— А машина?
— Тоже цела. А Неля ударилась виском… Макс, не могу…
— Надо!
— Ты всегда был жесток.
— Прости, сделай милость. Мой портрет из предыдущей жизни проступает весьма непривлекательным. И что вы все находили в моем обществе!
— Ты был Мастер, Макс. С большой буквы, — заявил Сема жестко. — Гению многое позволительно, — глаза блеснули. — Но не все!
— Если я так же насчет «гения» считал, то получил по заслугам.
По головке. Милиция проверила, участвовала ли Вера в киносъемках под Каширой?
— Официально, нет, проверено. Но там народу много было — батальные сцены, — не исключено, у кого-то жила.
— А, так, может, мой соперник актер. Или режиссер.
— Соперник?
— В письме Вера порвала со мной.
— Серьезно?
— Наверное, серьезно, раз оставила записку подруге: уезжаю, мол, «медовый месяц».
— Вообще она была порядочная потаскушка! — вырвалось у Семена.
— И меня превратила в свинью? Возможно, и тебя! И Ивана Петровича?
— Чего ты его так называешь? — уклонился мой друг от ответа.
— Невропатолог мне известен только в качестве врача. Он установил, что во мне атрофировался инстинкт секса и творчества.
— Восстановится, Макс.
— Не уверен, что я этого хочу.
— Ты очень много работал, в сущности, только этим и жил.
— А женщины?
Сема закурил сигарету — тоже «мальборо» — и заявил задумчиво:
— Ты не придавал своим связям серьезного значения — наверное, поэтому имел над женщинами безграничную власть. Но Вера — особая статья.
— Почему?
— Потому что ведьма.
— Да ну тебя!
— Нет, скажи! Какого черта она пришла сюда 10-го, если 7-го порвала с тобой?
— А может, ее пленил изумруд?
— Похоже… Макс, похоже, так — воскликнул Сема. — Она по драгоценностям с ума сходила… И по дороге на станцию, ну, тогда еще — 3-го, все про камень расспрашивала. А я, кретин, соловьем разливался!
— Но письмо все-таки отослала.
— Правильно. А потом пожалела, приехала подольститься, камешек выманить… — проговорил Сема с истинной злобой и вдруг запнулся. — Макс, я так и не понял: убита она или нет?
— По последним сведениям, Вера превратилась в статую.
Он не стал переспрашивать, обзывать меня помешанным, только ссутулился, уставился в овальное оконце, где за узорной решеточкой небо синее такое, сверкающее.
— У тебя есть ее телефон?
Семен вздрогнул.
— Чей?
— Веры… ну, подружки.
Он достал из сумочки на поясе шикарную авторучку и записал телефончик прямо на своей визитке с золотым Авадонной. Помнит наизусть!
