— В Каширу? Зачем?
— На съемки, где-то в окрестностях. В крошечных эпизодах ей иногда давали блеснуть. Попробуй такой откажи! — вырвалось у него неожиданно злобно.
— А что, неотразима была?
— В своем роде.
— А не к Ивану Петровичу она подалась?
— Он как будто один отдыхал. У них там что-то вроде кемпинга. Каждое лето рыбку удят.
— 7 июня она написала мне письмо, послала из Каширы 8.
— А когда ты получил?
— Уже после смерти.
— Оригинально, — розовое лицо побледнело, проступили веснушки. — После чьей смерти?
— Моей. А возможно — и ее. По какому делу ты приезжал ко мне 3 июня?
— Ты накануне кончил мой заказ. Статуэтку делал.
— Какую статуэтку?
Он еще больше побледнел, веснушки сверкали красными точками.
— «Авадону».
— Кого?
— Ангела смерти.
— С какой стати такой зловещий замысел?
— Для меня лично.
— А, коньяком расплатился.
На растерянном его лице отразилась борьба.
— Вообще-то я тебе должен. Ты не взял, но сейчас болен…
— Да не надо.
Семен покопался в оригинальной такой сумочке, на поясе укрепленной, и выложил на стол пачку розоватых купюр; сказал сурово, не глядя:
— Возьми. Четыре миллиона.
— Да не надо же!
— Бери! — взвизгнул ювелир.
Что за идиотская сцена, с непонятным подтекстом!
— Беру, не нервничай. Значит, после «Смерти» и обратился к «Надежде».
— Это та, что в саду?.. Великолепная работа.
— На кого похожа девушка — на Веру?
— Нет. Лицо мне незнакомо.
— Знаешь, Семен…
— Сема. Я привык.
— Сема, привези мне статуэтку, а? Я хочу сравнить и понять, чем занимался последние денечки, может, что-то вспомнится.
Он дико на меня посмотрел.
— Это невозможно, она укреплена.
— В вашей скупке, что ль?
Сема отер пот со лба и произнес глухо:
— На могиле?
Я уже замечал, что любые атрибуты смерти отзываются во мне ощущеньем болезненным. Но все-таки уточнил шепотом:
— На чьей могиле?
— Моей жены.
— О, виноват. Все время совершаю промахи, потому что не знаю, о чем можно спрашивать, а о чем… — я умолк, но любопытство пересилило. — Отчего она умерла?
— В автомобильной катастрофе.
— Когда?
— 9 мая.
— Когда мы тут…
— 9 мая, — повторил он как-то «замогильно». — 12-го ее похоронили, вы с Ванюшей несли гроб. А также я и отец Нели.
— Нели?
— Ее звали Ангелина. Ты любил ее, Макс.
— В каком смысле?
— В человеческом. Вообще к женщинам ты относился с некоторым пренебрежением, а Нелю любил.
— Вы с ней были у меня 9-го?
— Я не пил, клянусь! Меня, кстати, проверили. Очень темная ночь, не заметил каток у вас тут, на Каширском. Точнее, слишком поздно заметил, вильнул на обочину, в дно канавы врезался.
