Кое-как протянул до одиннадцати… Невмоготу тут оставаться, ни коньяк, ни снотворное не помогают. Странно. Доктор хорошо меня подлечил: в доме-гробе разлагается труп!
Я нашел в шкафу плед и расположился в шезлонге на веранде. Ночь глядела тысячью глаз — обилье августовских звезд и луна на ущербе. А деву с юношей в соседнем саду с шезлонга не видать. И слава Богу! Надя ко мне не приходит, боится брата. Странно. Каких же я наделал дел в предыдущей жизни?
На рассвете в полудреме я окончательно продрог и поспал в спальне. Она пришла и протянула руки… «как тяжело пожатье каменной его десницы». А утречком вышел на крыльцо и задрожал пуще как от ночного озноба: на улице на противоположной стороне стоял человек. И смотрел на меня. Так смотрел — с тяжелой пристальностью, — что почудилось мне: вот он убийца. Это уже было, было — вот так стоял и смотрел. Я вдруг почувствовал прилив злости и азарта, а человек пересек улицу, отворил калитку и прошел меж «золотыми шарами». Немолодой, лысый, полный, в сером мешковатом костюме.
— Вы тоже мой друг?
— Следователь Котов Федор Платонович, — отрекомендовался отрывисто, по военному. — Вы — Любезнов.
— Я — да. Паспорт показать?
— Кто ж вас не знает, Максим Николаевич? Мы даже слегка знакомы. На рыбалке как-то разговорились, там и друзья наши рыбачили. Я-то сам обитаю во Тьме…
— Где?
— Шутка. В деревеньке Теть. А на вашей улице у меня невеста имеется. Сегодня слух прошел, что вас выписали. Вы уж простите, что я в воскресенье, в больнице никак не допускали.
— Пожалуйста, в дом!.. Присядьте вот сюда, в кресло. Только должен предупредить вас, что я ничего не помню.
— Доктор говорил. Жаль. Темное дело, весьма и весьма непонятное.
— И вы тратите свой выходной…
— Я простой рабочий человек, — перебил Котов, — мне трудно стерпеть такое, извините безобразие.
— Безобразие?
— Сколько лет вы трудились над своими вещами?.. И за считанные часы, может — минуты, все псу под хвост.
Вот нормальный человек (которого я принял за убийцу), я чуть не рассмеялся и впервые за эти дни встал на нормальную точку зрения. Прочем, ненадолго.
— А вдруг я пережил творческий кризис и в порыве…
— Все свидетели как один утверждают, что вы находились на подъеме, а не в упадке, к персональной выставке готовились, — прервал меня Котов негромко; полуприкрытые глаза его распахнулись и словно укололи льдистым блеском (не так-то он прост!). — Кувалда лежала сравнительно далеко от вас, отпечатки пальцев на ней тщательно стерты. В своем тогдашнем состоянии вы этого сделать не могли и ударить себя — два мощных удара — таким образом не могли. И главное: куда делось мертвое тело?
