Мне почудился чужой взгляд. Обернулся: на Надином крыльце стоял загорелый мужчина в белоснежном махровом халате. Надо думать, сын генерала.
— Вы Андрей?
— Не узнаете? — без улыбки спрошено, сдержанно.
— Простите, никого не узнаю. И «творение» свое, — я кивнул на «Надежду», — не узнаю.
Он вдруг заявил без эмоций:
— Мне оно мешает.
— А вы его разбейте. Позволяю как автор.
Он слегка отвел холодный взор голубых, как у сестры, глаз; нервно встряхнул головой, откидывая волосы. После войны такие стрижки носили (помню по фильмам): затылок и виски выбриты, а наверху грива.
— Ну, я не вандал, — запоздало ответил Андрей.
Прошелестел утренний ветерок в траве, в ветвях. Холодно. А в больнице я не мерз. Уйти туда… или сжечь гроб? Меня тянуло к радикальным мерам разрушения. Чего он за мной так внимательно наблюдает?
— Извините, что я к вам залез. Я не в себе, сбежал из больницы.
— Пусть это вас не беспокоит. Теперь сажают только по добровольному согласию пациента. Или если он преступник.
— Андрей, я перед вами провинился в чем-то? Скажите, сделайте одолжение, а то я сейчас как младенец.
Он вроде смягчился.
— Передо мной — нет. Но я в бешенстве, что сестра втянута в ваши похождения.
— В какие похождения?
— С вашими женщинами, с вашими статуями…
— Вам известно, что статуя качнула головой?
— Не сходите с ума.
— Но вы же видели ту женщину? Видели?
— Какую?
— Она шла ко мне ночью, помните? 10 июня.
Очень красивое, загорелое лицо его потемнело.
— Ну и что?
— А то, что после ее визита меня нашли полумертвым.
— Вы намекаете, что это она вас…
— Да ведь маленькая женщина, вы сказали! Разве она со мной справилась бы?
Он не ответил. Потом спросил бесстрастно:
— Вы ищете убийцу?
— Не знаю. Наверное, надо… но я боюсь.
Он пожал плечами.
— Что ж, вам остается только вспомнить… чье-то лицо, например.
Почему-то его слова привели меня в ужас. И я поплелся к частоколу по холодной траве, бормоча:
— Я болен, мне некуда деваться…
— И все же оставьте Надежду навсегда! — донеслось странным эхом вслед.
«Оставь надежду всяк сюда входящий». Я вошел в дом. вспомнить чье-то лицо… Вошел в ванную, встал перед зеркалом. Монстр, чудо-юдо… кроме глаз и губ, ничего не видать, так зарос. Я стал другим (все говорят), надо довершить перевоплощение. Взял ножницы, потом бритву (правда «жилетт» — лучше для мужчины нет), и после долгой борьбы сотворил себе другое лицо. Неузнаваем. Узнают ли на почте по паспорту?
Узнали. Оказывается, я им хорошо знаком. Однако денег на почте нет. Как это? Когда будут? Неизвестно. Вот дурдом! Хорошо, я из секретера пачечку прихватил и оплатил телефон и свет.
