Как они рассыпались во взаимных угрозах, как, пыля, мутузили друг друга на обочине, как победила молодость и правда и боровок был прежним манером опоясан ремнем (только ремень выдернут был из других штанов) и парень в изрядно измочаленной рубахе повел в поводу свою живность обратно в Хлебниково, Паша и Бармалей узнали от очевидцев, когда, изображая невинность, вечером сидели во дворе под старой березой. Татьяна же, вероятно, не ожидая встретить сочувствие со стороны черствых односельчан, по поводу происшедшего не обмолвилась ни с кем и словцом, потому, не желая выглядеть дурой, не выдала и виновников происшедшего.
Суббота — банный день. Банька у Виктории Федоровны справная, новехонькая, сияет изнутри, благоухает свежим тесом. Веники березовые запарены в тазу на всю компанию парильщиков. Паша, мужик, первый снимает пробу с пара. С утра натаскал два чана воды. Виктория Федоровна как следует протопила. Отлично, и настроение соответствующее.
Шагнув в парилку, Паша мгновенно покрылся потом, зачерпнул воды ковшом, плеснул на каменку и принялся охлестываться веничком — охаживать бока и спину, куда доставал. Взобрался на полок, в самый жар. «Да, нам, славянам, и ад не страшен — закалочку проходим: зимой — морозимся, в бане косточки прожариваем, мозги плавим». Спустился вниз, окатился водой. «Здорово! И хмель вышибает, и дурь…»
Хозяйка Виктория Федоровна отменная. Деревенский, непритязательный быт у нее подслащен: тазы и ведра в бане новые, цветные, сладко пахнет импортный шампунь, в предбаннике светло, зеркало, у зеркала полочка с расческами, на вешалке — махровые простыни и хозяйские халаты купальные с капюшонами.
Пропарился Паша до легкости, до звона в голове. Пора свою очередь женщинам уступать. А удовольствия не завершены — предстоит долгое традиционное чаепитие на веранде.
И свет Божий, летний, благодатный, встречает солнышком и ветерком воистину щедро.
— С легким паром! Как сегодня?
— Отменно.
— Ну и хорошо.
Озабоченная Виктория Федоровна повела мыться Жанну и Нику. А Паша перекурил на завалинке, поднялся по ступеням на веранду, устроился в плетеном кресле — в неге, в блаженстве примиренных тела и духа. Листал старую «Смену», дремал. Уже накрыт был скатертью круглый стол с экзотическим самоваром во главе и пирогами под салфеткой на блюде. Заварной чайник, прозрачный, из толстого тонированного стекла, такие же чашки на блюдцах — дань моде, напоминание о «красивой», городской жизни. А может, Виктория Федоровна старается для внучки: и компьютер ей подарила, и одевает девчонку на загляденье — мол, хоть и в деревне, а столичная ты девочка, не забывай и не страдай. Повезло Нике с бабушкой!
