— Вы считаете себя — существом? — с усталым недоумением вопросил Странник.
— Я бессмертен и не имею права называться человеком, — спокойно сказал Хранитель. — Впрочем, как и вы… Только вы, в отличие от меня, повидали множество миров, а я… Я навеки приговорен вот к этому. И…
— И он прекрасен, ваш мир, — торопливо перебил Странник. — И не вздумайте его проклясть!
— Даже небо над моим домом — и то придуманное, — таинственно зашептал Хранитель. — И звезды… Я дал им названия настоящих, небесных звезд, но они — ручные и иногда спускаются, чтобы поплескаться в фонтане. Периодически появляются Хозяйки, но… мало кто выдерживает тысячелетнее одиночество.
— Но вы же в ответе за ваш мир! — воскликнул Странник. — За каждую птицу, за каждый цветок, за крохотную былинку. Как вы можете считать себя одиноким! «Пока ты заботишься о ком-то — ты не одинок», — так гласит Книга Древних. Самое страшное на свете — это бродить по Земле, тоскливо и томительно, в поисках своей Радости, своего Рая, и проходить тысячи миров, и проживать тысячи жизней… и не обрести покоя. Не о ком заботиться, не из-за кого страдать, и вся земля — пустыня! Вот что страшно, Хранитель!
— Я буду счастлив, если смогу тебе хоть чем-то помочь, Вечный Странник, утративший свою Долину, — тихо сказал Хранитель, переходя на «ты». — Опиши мне ее…
Странник закрыл глаза, и тень темного крыла пропала с лица его, и стало оно по-детски доверчивым и беззащитным.
— Окна моего дома выходили на океан. Цветочное поле стелилось от ступеней почти до самой кромки его, и на узкой и теплой песчаной полосе меж водой и дрожащими от капель цветами лежали раковины, что пели под ветром. Апельсиновая роща начиналась сразу же за домом, за ней — розово-белым туманом трепетала яблочная, а позже, золотыми осенними месяцами, там было прохладно, росно, и плоды глянцево и выпукло сияли из увядающей травы. А потом приходила зима… И зима была счастьем, и счастьем были ее снега, ее бирюзовое небо, ее праздники, колкие, медвяные, в каплях смолы и света, с хрупким позвякиванием золотых шаров, с нетерпеливо-конфетным шуршанием подарков…
Странник вновь помолчал, потер висок, как будто забыл о чем-то важном.
— О, как цвели там цветы, дышали деревья, летали птицы, там звезды переставали быть мирами, они спускались с небес, чтобы покачаться на ветвях старого дуба… Ты… вы верите мне? — вдруг умоляюще обратился он к Хранителю. — Ведь у каждого из нас — свое Возвращение, а я возвращаюсь к ней тысячу лет, и она — всё дальше, всё тусклее, а сейчас, после встречи с твоим Городом, мне вдруг показалось, что и она — призрак, только призрак…
