Тодд перевел взгляд с газетной вырезки на Калошу Эда, но тот смотрел куда-то в сторону, на улицу, как будто там могло произойти что-нибудь необычное.
Этот тип, конечно, может его подозревать в чем-то, но из подозрений шубы не сошьешь. Разве что всплывет нечто такое, что связывало его и старика одной ниточкой.
Теперь всплывет, будь уверен. Потому что есть Калоша Эд. Стоит рядом — дурак в своих дурацких кедах. И зачем такой дурак живет на свете? Тодд потянулся к «винчестеру».
Калоша Эд и есть для них то самое недостающее звено. Все ясно, скажут они, старик и мальчик были сообщниками. И что тогда? Тогда суд. Отец, само собой, наймет лучших адвокатов, и те, естественно, помогут ему выкрутиться. Улики-то все больше косвенные. К тому же он произведет благоприятное впечатление на присяжных. Но что толку, если на дальнейшей жизни можно будет поставить крест. Газетчики разденут его и бросят у всех на виду — точь-в-точь как Дюссандер своих жертв в Патэне.
— Человек, изображенный на этом снимке, однажды переступил порог моего кабинета, — вдруг заговорил Эдвард Фрэнч, поворачиваясь к Тодду, — и назвался твоим дедушкой. Сейчас выясняется, что это давно разыскиваемый военный преступник.
— Да, — согласился Тодд. Его лицо ничего не выражало. Это было лицо манекена.
~ Как это могло произойти? — Вероятно, Эдвард Фрэнч рассчитывал, что его вопрос будет подобен громовому раскату, однако в нем прозвучала растерянность и еще обида, обида человека, которого ни за что ни про что обманули. — Я тебя спрашиваю, Тодд.
— Сначала одно, потом другое, — сказал Тодд, поднимая «винчестер». — Так и произошло. Сначала одно... потом другое. — Большим пальцем он спустил предохранитель и вскинул винтовку. — Я понимаю, звучит глупо, но именно так все и произошло. Ни убавить. ни прибавить.
Зрачки Калоши Эда расширились. Он попятился.
— Тодд, что ты... не надо, Тодд. Давай поговорим. Давай обсудим и...
— Обсуждайте это вместе с вонючим фрицем на том свете, — сказал Тодд и нажал на спуск.
Вторым выстрелом он размозжил ему голову.
Калошу Эда развернуло к машине. Он слепо тыкался в закрытую дверцу и слабеющим голосом снова и снова повторял имя дочери. Третий выстрел, нацеленный в основание позвоночника, валил его на землю. Он еще несколько раз дернулся и затих.
Школьный наставник мог бы, конечно, умереть и поспокойнее, подумал Тодд с нервным смешком. И тотчас мозг пронзило ледяной иглой. От боли он даже зажмурился.
