Знаешь, Тодд с мыса Код, все-то ты знаешь. Просто пришло твое время.
И тут к их дому подрулил желтенький «сааб». Человек, сидевший за рулем, показался Тодду знакомым, но только когда он сделал несколько шагов ему навстречу, в глаза бросились его небесно-голубые кеды. Привет из прошлого. К Тодду приближался Калоша Эд собственной персоной.
— Здравствуй, Тодд. Давненько не виделись.
Тодд прислонил «винчестер» к скамейке и обворожительно улыбнулся.
— Здравствуйте, мистер Фрэнч. Каким ветром вас занесло в нашу глушь?
— Родители твои дома?
— Да нет вроде. А вам они нужны?
— Н-нет, — сказал Эдвард Фрэнч после глубокомысленной паузы. — Пожалуй, нет. Пожалуй, лучше нам потолковать на пару. Для начала. Вдруг ты сумеешь мне все объяснить. Хотя я в этом сильно сомневаюсь.
Из кармана брюк он достал газетную вырезку. Тодд догадался, что́ это, раньше, чем увидел; второй раз за сегодняшний день перед ним предстал Дюссандер в двух своих ипостасях. Снимок, сделанный уличным фотографом, был обведен чернилами. Смысл овальной рамки прочитывался сразу: Калоша Эд узнал «дедушку» Тодда. И теперь горел желанием оповестить весь мир об этом. Родить на свет божий маленькую пухлую сенсацию. Вот он — Калоша Эд, балабол и сукин сын, в небесно-голубых кедах. Лучше бы в белых тапочках.
Его сообщение, надо думать, привлечет к Тодду внимание полиции... хотя они и так не обошли его вниманием. Теперь это яснее ясного. До сегодняшнего дня он словно летел себе на воздушном шаре, беспечно поглядывая вниз, но вдруг оболочку пробила стальная стрела, и теперь он неотвратимо падает. Главная его промашка — телефонные звонки. Ах, как они его взяли на живца. Да чего там взяли — сам набросился. Точно, звонили. Один-два раза в неделю. Денкер говорил с ними по-немецки. Сказал и при этом подумал: путь побегают с высунутыми языками по всему югу Калифорнии, пусть поищут недобитых нацистов. Как я их! Одного не учел — на телефонном узле они уже могли это проверить. Он, правда, не уверен в том, что телефонный узел регистрирует все звонки, но... взгляд у этой ищейки был какой-то подозрительный... Потом письмо. Зачем-то ляпнул, что в дом никто не мог залезть. Этот тип наверняка подумал: знать это может только тот, кто сам туда залезал... что он, кстати, и делал, три раза: первый — чтобы забрать письмо, и еще два — проверить, не осталось ли чего такого... Нет, не осталось. Эсэсовская форма исчезла. Четыре года как-никак прошло — в какой-то момент Дюссандер, видимо, смекнул, что лучше будет от нее избавиться.
