– Привал, – произнес бригадир и открыл каре-зеленые глаза.
Салон слегка качнуло, движение поезда стало замедляться, и он остановился.
– Прекрасно! – Арнольд Константинович встал быстро – маленький, поджарый, неизменно бодрый, – надел пенсне, делово засуетился, достал из шкафчика замшевую курточку, стал проворно одеваться.
Микиток накинул на свое лицо теплую и влажную салфетку, с наслаждением прижал широкими ладонями:
– Смерть, сме-е-е-ерть моя!
– Чаепитие на воздухе, – приказал Витте стюарду, делая глоток воды, сдобренной лаймом.
– Слушаюсь, – кивнул Антоний с очаровательной и лукавой полуулыбкой.
По салону поплыла легкая симфоническая музыка. Все стали готовится к пикнику. Лишь один Иван Ильич сладко посапывал, утопая своим дородным телом в максимально откинутом кресле.
– Счастливый! – С завистливой полуулыбкой Микиток двинулся мимо к туалету.
– Иван Ильич, проснитесь. – Серж похлопал спящего по пухлому плечу.
Спящий не реагировал.
– Пусть поспит, не будите льва. – Лаэрт подошел к овальной двери салона, повернул ручку, дверь поехала в сторону, открывая вид на майский лес с громко перекликающимися птицами. Вниз стала выдвигаться лестница.
– Будить, непременно будить! – решительно затряс головой Арнольд Константинович. – Проснется – обидится, станет упрекать.
– А мы станем, как поцы, оправдываться, – усмехнулся Лаэрт, протирая салфеткой серебристые надбровия.
Серж подошел к спящему, наклонился и произнес в большое, по-детски розовое ухо с мясистой мочкой:
– Иван Ильич, вставайте, мы идем чай пить.
Но большое, круглое, сильно порозовевшее лицо Ивана Ильича имело выражение такого глубокого счастья и расслабления, полные щеки его так сочно вздрагивали, полные губы с такой беззаботной небрежностью выпускали воздух, что Серж, качнув бритой головой, отошел и направился к выходу.
Латиф улыбнулся Витте, которому Антоний помогал облачиться в шварцвальдский, горчичного цвета шерстяной пиджак с дубовыми листьями и желудями на темных лацканах:
– Бригадир, решительно требуется ваша решительность.
Снисходительно улыбнувшись, бригадир подошел к спящему, быстро склонился над ним и громко поцеловал в щеку. Удивительным образом это разбудило Ивана Ильича. Зачмокав губами, он издал глубокий носовой звук и открыл маленькие, подзаплывшие, но живые и быстрые глаза, непонимающе обвел ими салон.
– Что… уже? – произнес он звучным, сочным даже после глубокого сна голосом.
– Еще нет, – ответил бригадир.
– Мы идем чай пить, Иван Ильич, – улыбался Латиф.
