– А уж ответственность – это высшее из удовольствий. – Иван Ильич протянул опустошенную чашечку повару. – Хорош чаек.
– Прекрасно, прекрасно! – стонал Микиток, смакуя напиток. – Чай на природе, боже мой, как это чудесно, как хорошо для желудка, для души…
– Кстати, о душе, – глянул на часы бригадир. – Нам нужно убить час, пока Дунай насытится.
– Прогулка отменяется. – Лаэрт угрюмо проводил взглядом Дубца, с хрустом возвращающегося из леса. – Тут все позаросло, не продерешься.
– Можно просто поспать на воздухе, отдаться зефиру, увидеть прекрасные сны, – томно полуприкрыл глаза Микиток.
– После Железной Богини сон проблематичен, – отозвался Арнольд Константинович.
– Можно сыграть в торку, – предложил Серж.
– Времени не хватит, – возразил Витте.
– Тогда – в слепого дурака?
– Скучно.
– Господа, а может – гвоздодер? – вспомнил Арнольд Константинович. – В прошлый раз мы кого-то недослушали.
– Да, гвоздодер, – вспомнил Иван Ильич и рассмеялся. – Лаэрт, вы нас прошлый раз позабавили… ха-ха-ха… как там: вынь из меня маму?
– Вынь из меня маму! – вспомнил и Серж.
– Эй, слушай, вынь из меня маму! – Латиф сделал характерный кавказский крученый жест пальцами.
– Это невероятно, – тряхнул головой Арнольд Константинович. – Трудно поверить в такую дичь.
– Я ничего не придумал, – прихлебывал чай Лаэрт.
– Кто был последним? – спросил Латиф.
– Я, – ответил Арнольд Константинович. – Моя история была совсем невзрачной, вы уже ее наверняка забыли.
– В Саратове? Парень с собачьим мясом? Да-да… – вспоминал неохотно Иван Ильич. – Ежели вы рассказывали последним, тогда следующий – Микиток. Потом – я, затем – бригадир.
– Ой, гвоздодер… – жеманно морщась, закачался на подушке Микиток. – Это так чувствительно, так мучительно…
– Ку би ле![39] – шлепнул в ладоши Серж, усаживаясь поудобней. – Перед шабашкой приятно послушать про гвоздодер.
– Что значит – перед шабашкой? – спросил Арнольд Константинович, словно не расслышав.
– Ну, мы же артель, едем, так сказать, шабашить в Европу, – улыбался Серж.
Все переглянулись.
– Я еду… шабашить? – прижав ладонь к груди, спросил Микиток с испугом.
Арнольд Константинович снял пенсне со своего вмиг посерьезневшего и как-то осунувшегося лица.
– Вы, молодой человек, выбирайте выражения-с.
Латиф нехарактерно для себя хмыкнул, нервно улыбнулся и закачал головой, поднимая брови:
– Ша-ба-шить! Мы – шабашники? А, бригадир?
Витте молчал, спокойно потягивая чай.
– Я шабашник, дорогие мои! Я еду в Европу шабашить, шабашить, шабашить! – Микиток стал изображать правой рукой забивание гвоздя. – Иван Ильич! Вы подписались на шабашку?
