– Чего тебе, могатырь? – спросил Витте.
– Барин, надо б конька подкормить, – проревел Дубец.
– Подкорми, пока мы чай пьем.
– Часок бы ему, барин.
– Хоть часок. Мы не торопимся.
– Благодарствуйте, барин.
Большой поклонился, пошел к коню. Легко вскарабкавшись наверх, сбросил вниз колоб живородящего сена, спустился сам, прыснул на колоб спреем. Колоб стал пухнуть и вскоре стал копной. Дунай поднял уши, потянулся к копне. Дубец подпрыгнул, схватил Дуная за уздечку, крякнул и с явным усилием вытащил увесистые удила из оскалившейся пасти битюга. Тот же мотнул головой так, что Дубец отлетел и повалился в бурьян. Не обращая на конюха внимания, конь захватив губами добрую охапку сена, стал жевать, издавая звук древних жерновов. Поднявшись без всякой обиды, Дубец отряхнулся, шлепнул коня по губе, отошел в лес, спустил штаны и присел между молодыми дубками.
– Что-то он все сеном да сеном кормит. – Латиф щурился на громко жующего коня.
– Овес дорог, – пояснил Арнольд Константинович. – В Белой Руси особенно. Неурожай второй год.
– У них все дорого. Европейцы, бля. – Лаэрт протянул ладонь, и Ду Чжуань поставил на нее чашечку с чаем.
– Merci bien, – буркнул Лаэрт.
Иван Ильич, лежа, протянул руку. Повар поставил на ладонь чашечку.
– Сесе ни, – поблагодарил его Иван Ильич и заговорил по-китайски: – Ду Чжуань, ты знаешь, что твое имя заставляет вспомнить известного ловеласа Дон Жуана?
– Знаю, господин, – невозмутимо ответил Ду Чжуань, наполняя и подавая чашечки с чаем. – Мне не раз говорили об этом.
– Как же ты относишься к женщинам?
– В молодости я предпочитал мужчин.
– У тебя есть друг?
– Нет, господин.
– Почему?
– Есть китайская поговорка: если хочешь хлопот на один день – позови гостей, если хочешь хлопот на всю жизнь – заведи любовника.
– Она не токмо китайская! – рассмеялся Лаэрт.
– Значит, мужчины тебя больше не интересуют?
– Только как едоки приготовленной мною пищи.
– Ты волевой человек, Ду Чжуань. – Иван Ильич громко отхлебнул чаю.
– Это не воля, а чистый расчет, – заговорил Арнольд Константинович на своем плохом китайском. – Деньги важнее удовольствия?
Ду Чжуань промолчал.
– Деньги и удовольствие – синонимы, – ответил за него бригадир на своем блестящем южном китайском. – Профессия и удовольствие – тоже.
– Не согласен, – качнул головой Арнольд Константинович.
– Наша профессия – это и деньги и удовольствие, – произнес Латиф на старомодном мандаринском.
– И крутая ответственность, – добавил Серж на молодежном пекинском.
