Пока в своих эмпирических обобщениях Вернадский не выходил за пределы планеты, строил их на фактическом материале, собранном многими поколениями ученых, он был прав, отделяя механическую работу по чувству долга от творческой обработки результатов по зову вдохновения. Но уже при первом подходе к вопросу о начале жизни, при первой попытке показать в рассеянии элементов, в микрокосмических смесях их химическое единство мира он столкнулся с необходимостью той же тяжелой, утомительной работы. В научном языке отсутствовали слова и термины для выражения новых обобщений, а в земной обстановке — образы для возникновения новых представлений. Придуманные на данный случай термины «рассеяния элементов» и «микрокосмических смесей» явно не отвечали тому понятию, которое имел об явлении автор.
Очевидна была необходимость еще не раз возвращаться к тем же идеям, уясняя их все больше и больше себе и другим.
Несколько смущенный слишком продолжительными аплодисментами, Владимир Иванович прошел за стол президиума. Председательствующий стал читать программу занятий геологической секции, а Владимир Иванович завязывал тесемки своей папки с листками и думал о том, что он не дал полного представления о значении радиоактивной энергии в геологической истории Земли.
Ночью Владимир Иванович выезжал в Петербург. Провожали его Гуля и сестра Ильинского Нина Владимировна, на которой сын женился год назад.
К отходу поезда приехал Ферсман в новой шубе и большой боярской шапке. После окончания университета и двухлетнего пребывания в Гейдельберге у Гольдшмидта он работал теперь в минералогическом кабинете и, обязательно являясь на вокзал, считал, что делает это по долгу службы. В действительности он как-то совсем по-детски был привязан к учителю и не представлял себе, как можно было бы этого не сделать.
— Ну, что вы делали сегодня? — спросил Владимир Иванович.
Ферсман как раз занимался данными Кларка по пегматитам и, ответив, прибавил:
— А не называть ли нам данные Кларка просто кларками, Владимир Иванович, в честь него? Ей-богу, он стоит такой чести!
— Это вы хорошо придумали, очень хорошо. Конечно, я вполне с вами согласен, — сказал Владимир Иванович и даже прибавил, точно завидуя: — Какой же вы умница, Александр Евгеньевич!
Ферсман, смущенно отодвигаясь, не знал, что сказать.
— Да нет, вы в самом деле талантливее меня! — искренне и спокойно подтвердил Вернадский и стал прощаться.
Прощаясь с Ферсманом, он негромко сказал ему:
