Ещё через полчаса, колонну развернули, и нас погнали назад, и тогда мы действительно поверили в наше спасение. Значит, правда что-то произошло, раз Киев не принимает колонну, значит скоро «фрицам – капут». Но надежда как фортуна - дама непостоянная. Никто не знал, что предстоит воевать ещё три с половиной года, и что не многие увидят её победоносное завершение. А пока, пожалуйте снова в карьер. Мы снова расположились на ночь в том самом карьере, правда, задавленных ребят уже не было. Опять придётся всю ночь провести на ногах. Но в эту ночь стало немножечко свободней. Когда колонна продвигалась, немцы продолжали стрелять храбрецов - беглецов. Сколько ребят не вернулось в карьер? Никто не знал, но теперь мы могли прилечь, правда, по очереди. Федя - лежит, я стою и охраняю, чтобы на него не навалилась толпа, затем – наоборот. Когда пришёл мой черёд, только голова коснулась земли, я провалился в крепчайший сон, так сладко я не спал никогда. Не успел насладиться глубоким сном, как Фёдор уже расталкивает и говорит, что я сплю уже часа два, и мы снова меняемся местами. Пока брат спит, я всё обдумываю, проигрываю и рисую в уме ситуацию, как мы будем бежать. Так, поочерёдно, мы немного отдохнули, и утром следующего дня колонна двинулись дальше. Навстречу нам с нашей, правой стороны, метрах в десяти, шли беженцы. Женщины, старики и дети, кто катил тачку, кто велосипед или детскую коляску, груженную нехитрым скарбом. Многие несли свою поклажу в мешке на спине, кто налегке с одним чемоданом.
И вот он – момент истины. Я, беспрерывно следил за охранением, и как только момент настал, я, схватив Фёдора за руку, приказал ему шёпотом: - Пошли! Делай как я! - где только силы взялись, мне показалось, что я выдернул Фёдора из колонны. Пробежав пять - шесть шагов по направлению к беженцам, мы сняли штаны и сели под кукурузным снопом спиной к колонне, делая вид, что присели по нужде и вроде уже давно. Этот миг конвоиры проморгали, повезло. Так как мы были одеты в гражданскую одежду, то от беженцев не отличались и особого внимания немцев не привлекли. Сердце бешено колотилось в груди, кровь стучала в висках как молотком по наковальне, а мы с Федей сидели на корточках и старались делать безразличный вид, что мол, мы из числа беженцев, и к пленным никакого отношения не имеем. В общем, наш фокус удался. Наши ребята, увидев, что мы бежали, тоже метнулись врассыпную. И фашисты, выполняя свои обязанности, начали стрелять по неубранной кукурузе, между рядами которой бежали пленные. Беженцы тоже присели, что бы их случайно не зацепило. Шесть суток мы почти ничего не ели и не пили, и откуда он взялся этот понос. От сильного волнения нас натурально пронесло, и в прямом и переносном смысле. А немцы шли, и весело смеялись над нами,- Руссиш швайн! Руссиш швайн! - и показывая пальцем у виска, свистели. Потом поворачивались к нам спиной и ладонью похлопывали себя по заду, издавая губами характерные звуки, - Пр-р-р. Мы так и сидели, повернувшись голыми задницами к колонне, пока она не прошла. Стыдно не было абсолютно, все мысли были только о своём спасении. А что там дальше случилось с ребятами? Особенно переживать было некогда. Надо было думать о дальнейшей своей судьбе. Кому то повезло, и он бежал, кому то нет, и он остался лежать в кукурузе. Мне с братом повезло, мы сидели вдвоём, одни, возле снопа, обделанные, но живые, и на душе была неописуемая радость, мы смеялись сквозь слёзы. Слёзы счастья. Когда хвост колонны, исчез из поля зрения, мы вытерлись сухой кукурузной листвой и еле - еле поднялись на ноги, так как сидели наверно целый час, а может больше, и ноги затекли. Немного размявшись, мы двинулись в путь, смешавшись с беженцами. Только теперь мы шли на восток, домой.
