Возможно, потому, что женщины, даже старые и немощные, всегда заботились о детях, племя прогоняло их гораздо позднее, чем мужчин…
А-ку поднялся и, осторожно ступая, чтобы не потревожить спящих, начал пробираться к выходу. Он крался неслышно, его толстые грубые подошвы, которые не боялись даже острых камней, в то же время ощущали каждый выступ, каждую веточку — походка будущего охотника, кормильца племени.
Он протиснулся в отверстие и выполз из пещеры.
Снаружи уже совсем развиднелось, за далёкими горами разжигал свой костёр Великий Охотник. Вот-вот выглянет он из своей пещеры, выйдет на охоту за вон теми табунами, что пугливо дрожат наверху, и тогда станет тепло и весело. Раньше А-ку закричал бы, приветствуя Великого Охотника, ударил бы себя со всей силы в грудь, как это делают охотники, выходя на охоту, но сейчас голод грыз ему нутро, и он молчал.
Мрачно и безнадёжно оглядывал А-ку пустую долину, что простёрлась внизу — на ней уже не паслись табуны животных, на которых охотилось его племя. Они исчезли, подались куда-то в поисках пастбищ, потому что здесь, в долине, лютовала засуха. Великий Охотник за что-то разгневался на его племя и прогоняет с неба воду, не даёт ей пролиться вниз, напоить сухую, растрескавшуюся землю. Вот и сейчас он взбирается на самую высокую гору, красный, уже заранее сердитый — он затеял, должно быть, прогнать племя из этой долины.
Может, он сам хочет в ней охотиться?
Разве ему не хватает тех табунов, что пасутся наверху?
А-ку вздохнул, скривился от боли в желудке.
— А-ку хочет есть, — пробормотал он в пространство.
— Ва-а хочет есть, — послышалось жалобно в ответ.
А-ку обернулся на голос: справа, скорчившись, сидел караульный, который не спал всю ночь. Он был старый и тщедушный, способный уже только на такую вот службу, чтобы охотники помоложе могли отоспаться и набраться сил. Он уже давно сошёл с охотничьей тропы, забыл вкус тёплого мяса, оторванного от тела только что убитого животного — ему доставались только кости, обгрызенные мослы, и он часами сосал их, выискивая малейшие съедобные кусочки.
— А-ку голодный! — сказал А-ку, неприязненно смотря на караульного.
— Ва-а голодный! — простонал в ответ тот.
— А-ку хочет есть! — с вызовом повторил А-ку.
— Ва-а хочет есть! — ещё жалостливее отозвался караульный.
— А-ку съел бы целого мамонта! — закричал А-ку уже совсем сердито и пахнул в воздухе своей необструганной дубинкой. — А-ку поймает мамонта, убьёт его и съест.
