— Слышишь? — обратился ко мне тихо Хатацко, — они еще не понимают, что эти-то поминки, что они называют баракатом, нас-то и разорили вконец.
— Вот сюда, сюда! — сказал хозяйский сын, когда мы приблизились к месту, где расположился длинный ряд стариков вдоль плетня.
Старики сидели по старшинству. Мы с Хатацко последовали за хозяйским сыном; он усадил нас вместе со стариками, хотя я, строго говоря, не имел права садиться: но я считался пока гостем, а гостям в этом случае делается предпочтение. Перед нами возвышались целые горы говядины и баранины, с которыми управлялся Данел своим кинжалом; чашки и тарелки с разными приготовлениями осетинской кухни ставились на дерне; три кадушки, стоявшие тут же и около них по одному парню, свидетельствовали, что в напитках не будет недостатка. Старики шумно вели разговор в ожидании баранины и напитков. Наконец, дождались: два-три молодых человека стали раскладывать баранину и мясо перед стариками на длинных столах, другие три-четыре человека вооружались чайниками, стаканами, чашками и стали разносить араку, пиво и бузу… И пошло наполнение голодных желудков. Только и слышится:
— Пожалуйста, до дна!.. Ради твоих мертвых!
— Не могу! Ей-богу, не могу: по горло напился!
Один молодой пристал ко мне, чтобы и я выпил полную чашку араки, смешанную с бузою. Я с помощью Хатацко отговорился, а то этот молодец был столь упрям, что норовил мне чашку вылить на голову[14].
По окончании хиста все стали расходиться. Девочки и мальчики несли длинные палочки с воткнутыми на них кусочками мяса и чурека, которыми их снабдили их отцы и родственники; некоторые из них покачивались и болтали несвязные фразы: заботливые отцы напоили их из своих стаканов. Хозяину оставили одни пустые посудины да кости, разбросанные по двору, на которые сбежались десятки аульных собак, и грызутся за них.
Вот как хозяин Бибо накормил да напоил до отвалу целый аул; но спрашивается, что же он будет есть в эту же ночь? Он будет голодать, и голодать не одну и не две ночи, между тем как одноаульцы из остатков его хиста будут питаться целую неделю…
Мой молочный отец Симайли чем не ревностный христианин? За свою ревностность он даже приобрел завистников. Расскажу случай, характеризующий его религиозность, породившую зависть к нему. Дня три спустя после моего приезда в Гизель случилась у кого-то пирушка. Собралось туда множество посетителей, между прочим был и я приглашен с Симайли. Конечно, попойка была порядочная, и все напились достаточно, По окончании пира гости стали благодарить хозяина:
