Королю червонному — дорога дальняя | страница 77
Она сидит на почетном месте.
Все с нею очень заботливы, вот только она не видит их и к тому же не понимает, потому что родные и гости разговаривают на иврите. Время от времени они спохватываются и переходят на английский. Пускай она что-нибудь скажет, она ведь учила язык целых три месяца.
— Даже если ошибешься, ничего, — подбадривает ее внук.
Вообще-то она и без ошибок может.
— High above the city, on a tall column, stood the statue of the Happy Prince… Оскар Уайльд, — добавляет она гордо. — У меня был великолепный учитель (wonderful English teacher), но через три месяца…
Она не знает, как сказать по-английски «повесился», они этого не проходили. Ну и хорошо: учитель, который столовался у пани Шварцвальд, — неподходящая тема для праздничного стола. Впрочем, как и сама пани Шварцвальд. (А как по-английски «яд»? Она тоже не помнит.)
— Так что случилось через три месяца? — спрашивает внук.
— Ничего, учитель отказался от уроков.
— Жалко, — говорит внук.
Так вот, советы. Выдающийся специалист по выживанию хочет дать своим родным ценные указания. Все они опробованы на себе, основаны на богатом личном опыте.
Например:
следует покрасить волосы,
следует изменить голос,
следует смотреть спокойно и уверенно,
не следует ставить сумочку по-еврейски, отжимать тряпку по-еврейски, молиться Деве Марии по-еврейски,
следует заключить с Господом Богом договор,
следует добросовестно соблюдать условия этого договора,
следует слушаться даймониона, следует…
— Бабушка, почему ты смеешься? — спрашивает внук.
Они снова переходят на иврит. Кажется, обсуждают Славека Б. и стоит ли младшей дочери перебираться в Польшу. Славек Б. просит, но она не хочет расставаться с детьми. У нее четыре дочери, кстати, — поразительно похожие на тех четырех сестер.
Она начинает считать — в уме, по-польски.
Две тысячи пять минус тысяча девятьсот сорок два… и прибавить тридцать один… сколько получается? Девяносто четыре? Матерь Божья, Геле было бы столько?! Тогда Тусе девяносто два… А Шимеку? Ничего себе, семидесятилетний Шимек!
Она сидит во главе стола. Где всегда сидела мать… Отец должен сидеть напротив. Хочется надеяться, он не стал бы рассказывать о женских улыбках. Уж лучше бы о новом цвете спектра. А еще лучше — пускай объяснит, как можно было взять и пойти к ним. К немцам! Добровольно!
Почему никто ее не послушал?
Если бы мать не ушла из сторожки…
Если бы Халина не доверилась чужому мужчине…
Если бы отец не пошел к немцам…
