— Вот видишь. Я со всеми помирился и теперь могу предаваться отчаянию. Я хочу предаваться отчаянию, не мешай мне.
Младшая дочка знакомится с парнем, евреем из Швеции. Бросает свою польскую любовь, Славека Б., студента архитектурного, и уезжает со шведом. Они проводят каникулы в кибуце, а вернувшись, дочь заявляет родителям, что переезжает в Израиль.
— Эта страна все время воюет, — втолковывает она дочери.
— Это моя страна, — отвечает дочь.
— Твоего мужа заберут в армию.
— Ну что делать. Это его армия и его страна.
— Он может погибнуть! Ты что, не понимаешь, что его могут убить?!
— Убьют — значит, убьют. Значит, он погибнет за свою страну.
— Во время войны мне было столько лет, сколько тебе теперь, — говорит она дочери. — И для меня не было на свете ничего важнее, чем муж. Весь мир мог катиться в тартарары, только бы он остался жив. А ты что?
— А для меня есть вещи поважнее, — отвечает дочь. — Такие, за которые не жалко отдать жизнь.
Ей вспоминается разговор с Николь — о детях, которые не станут погибать ни за что ни про что. Должно быть, сама накаркала, с ужасом думает она.
Вторая дочь тоже переезжает в Израиль. В венской квартире они с мужем остаются вдвоем.
Жизнь их довольно однообразна.
Она встает первой. Засыпает кофе в кофеварку и ставит на стол две чашки. Будит мужа. Они идут на работу, продают джинсы. Возвращаются. Она готовит обед, муж сидит в кресле.
— Почему ты молчишь? — спрашивает она.
Муж говорит, что хочет помолчать.
— Ты снова думаешь о них.
— Нет, — говорит муж, — я думаю о себе.
— И что ты думаешь?
— Я размышляю.
— О чем?
Муж молчит. Да она и так знает: муж размышляет, должен ли он был пережить войну. Единственный из всей семьи. Почему именно он? Какой в этом смысл?
Он хорошо знает, отчего уцелел, — благодаря ей. Американцы его освободили, но не они его спасли. Удержали мужа на этом свете ее любовь, ее мысли, ее сила и ее молитвы.
(«Не говори ему, что он выжил благодаря тебе, — советовала Лилюся Шуберт. — Никогда не говори ему об этом…»)
— Если бы ты не выжил, не появились бы на свет наши дочери. У наших дочерей — лица твоих сестер. У кого были бы лица сестер, если бы ты погиб?
Муж молчит, а она хорошо знает: теперь он будет вспоминать сестер.
Она ложится спать, муж встает с кресла и садится за стол.
Наверное, пишет очередное объявление в израильскую, американскую или украинскую газету: «Ищу свою сестру, Зосю Регенсберг, девятнадцати лет, дочь Регины и Мойше Лузера. В последний раз ее видели во Львове…»
