Утром приходят евреи — молчаливые, заросшие и грязные. Приносят пальто, постельное белье, скатерти, фарфор, столовое серебро. Люди пана Болека достают из сумок лук, чеснок, хлеб, бутылки с маслом, раздают. Кое-кто получает польские документы.
— А адрес? — спрашивает бородатый мужчина. — Адрес не дадите? Хоть на пару дней…
— С вашей внешностью? — удивляется человек пана Болека. — Вы что, смеетесь?!
Еврей покорно кивает.
В пустые мешки люди пана Болека складывают еврейские вещи. Прячут их в развалинах и принимаются за работу.
Неподалеку от их прежней квартиры находится мастерская, где шьют немецкие мундиры. Она расспрашивает портных о муже. Его видели на улице Милой, совсем недавно. Она спрашивает о соседях. Рыгер, не видел ли кто-нибудь Рыгера?
— Их больше нет, — портной, который знает про Рыгеров, не поднимает головы от швейной машинки. — Никого нет, всех увезли.
— А Шварцвальд?
— Отец или сын?
— Отец.
— Его больше нет. Жена приняла яд, а его увезли. Он успел передать ключи какому-то знакомому.
— Ключи от чего?
Портной не знает, от чего, — может, от убежища? Может, он кого-нибудь в нем запер?
— А Боренштайн? Вы не видели Боренштайнов? У них была дочь… У них было убежище…
Портные спокойны и деловиты. Нет, говорят они. Ну и что, что убежище. Отличное убежище? Ну и что? Их больше нет, вы что, не понимаете? И снова склоняются над своей работой.
Она уже все поняла. Их больше нет, а мы есть. Может, мы останемся? Может, больше не будут увозить? Может, Бог даст, мы останемся навсегда?
Она отправляется на Милую. Все ускоряя шаг, все нетерпеливее. Наконец припускает бегом. Прохожие тоже срываются с места. Не потому, что соскучились по ее мужу, — просто думают, что так надо. Она вбегает в подворотню, люди за ней. Она останавливается, люди тоже.
— Я к мужу бежала, — объясняет она.
Они глядят на нее оторопело и расходятся.
У мужа заспанный, ошарашенный вид. Она гладит его по голове — волосы утратили свой золотистый оттенок.
— Все живы? — спрашивает она.
Муж качает головой:
— Нет отца. Он пошел к ним. Сам пошел, когда немцы стали вызывать специалистов…
Она пытается осознать: ее отец сам пошел к немцам.
— Я пытался его удержать, — говорит муж, — но он сказал, что все им объяснит.
— Что объяснит?
— Что он химик, учился в Гейдельберге, знает немецкий…
— Но что он хотел объяснить?
— Что он химик… Я пытался его удержать… — повторяет муж.
(У него были красивые и умные карие глаза.)
— Их увели на Умшлагплац, — рассказывает муж. — Говорят, они вошли в вагон первыми… Эти специалисты… Со знанием немецкого…
