Они едут к родственникам Шайека — двум его старшим сестрам и Шимеку, племяннику. Она оставит у них мать.
Это не лучшая идея. Сестры перепуганы. На вокзале их обворовал спекулянт — отобрал кольцо, и они боятся, что он мог за ними проследить.
— Я за тобой приеду, — заверяет она мать, — приеду, как только найду квартиру.
Сестры просят ее позаботиться о брате. И о родителях, настаивает Геля. И о брате. И о Халине, самой младшей. И о родителях.
Почему я, думает она на обратном пути. Машинально поправляет волосы — крашеные, в отличие от Гелиных — таких натуральных, таких неподдельно-светлых.
— Что почему? — переспрашивает кондуктор.
Она понимает, что произнесла последние слова вслух. Улыбается:
— Ничего-ничего, это я так.
Юреку Шварцвальду везет на порядочных людей. Мало того, что он знает врача, который оперирует евреев (Юреку он удлинил обрезанную крайнюю плоть, его жене укоротил нос; правда, вскоре после этого погиб при массовом расстреле в центре города), так еще и познакомился с паном Болеком. Пан Болек ходит в гетто. Днем — вполне легально, со строительной бригадой — они разбирают разрушенные дома. Ночью — каналами, тайком, по своим делам.
Юрек объясняет, куда надо идти и сколько раз постучать в дверь.
Пана Болека она находит в подвале. Это столярная мастерская, засыпанная стружками и опилками, усеянная рубанками и пилами. На куче досок сидят мужчины. Они слегка навеселе, худые и жилистые, в расстегнутых рубашках.
Она говорит, кто дал ей адрес.
— И что? — спрашивает пан Болек.
Она объясняет, что в гетто остался ее муж.
— И что?
— Его нужно спасти. Через ворота уже не получится, но можно было бы попробовать с паном Болеком, по каналам…
— Это со мной, что ли, барышня? — пан Болек снисходительно улыбается. — Вашего мужа еще найти надо, а нам не разрешается покидать рабочее место. Там, барышня, знаете ли, небезопасно. Там случаются ужасные вещи. Кто приведет к нам мужа?
— Я, — говорит она. — Я пойду вместе с вами и приведу его.
С лица пана Болека исчезает улыбка. Он больше не называет ее барышней, поправляет рубашку и поднимается.
— Что, по каналам пойдете?
— Говорите адрес.
Она ждет у входа в канал. Смеркается, а пана Болека все нет. Начинают выть сирены — воздушная тревога. Рядом гарнизонный костел. Она толкает дверь, делает в темноте несколько шагов. В боковом нефе стоит ксендз, в руке у него книга.
— А я тут псалмы читаю, — улыбается он.
Из гетто доносятся одиночные выстрелы, стена совсем рядом.
