Что я после этого отвечал, я не знаю и не помню, что-то бубнил, но педагог и не слушал меня. Он продолжал снова и снова повторять одну и ту же фразу о своей обиде на моего дядю. Наконец, он взял мой экзаменационный лист и стал в нем что-то писать. Я вытягивал шею, чтобы увидеть, что он там пишет. Но он только расписался. Потом, еще несколько раз высказавшись о своей обиде, он опять стал что-то писать в листе, и снова я вытянул шею, но он только поставил число. Наконец, загородившись от меня, чтобы я ничего не мог подсмотреть, он в последний раз что-то написал, сложил экзаменационный лист, сунул мне в руки и сказал:
— А теперь убирайтесь отсюда, идите прямо к своему дяде и скажите ему, что я не такой, как он!
Я выскочил из аудитории как пробка из бутылки, в коридоре развернул экзаменационный лист и увидел, что педагог поставил мне «отлично». Я выяснил имя педагога — Алимов — и прямиком отправился к дяде. Я рассказал ему то, что со мной произошло, и тогда он мне поведал историю своих отношений с этим Алимовым. Как оказалось, он лечил ребенка Алимова, но тот тяжело заболел и, несмотря на все попытки его спасти, умер. У меня была тетя, родная сестра моего отца и моего дяди, которая работала вместе с этим Алимовым на кафедре химии. Но в 1952 году, когда в СССР начались гонения на евреев, ее с работы уволили. Мой дядя, встретив на улице Алимова, высказал ему свое возмущение, что тот не вступился за мою тетю, обвинив его в том, что он сделал это в отместку за то, что он не смог спасти его ребенка. Упреки были необоснованными, так как Алимов, конечно, ничего поделать в тех условиях не мог. Но к тому времени, когда я сдавал экзамен, у Алимова родился еще один ребенок, которого его жена решила лечить у моего дяди, так как несмотря ни на что, доверяла только ему. Так что, хотя я и переволновался, но мне все-таки крупно повезло!
В течение многих лет я работала врачом в Клинической больнице в городе Баку. Однажды в мою палату доставили больную — молодую женщину лет 30. Она была в очень тяжелом состоянии. Температура держалась на уровне выше 40>о, сильно болело горло, вся полость рта была в изъязвлениях, так что больная не могла принимать твердую пищу. Поставить диагноз оказалось непросто. Собирались многочисленные консилиумы, на которых высказывались самые различные предположения, большинство врачей склонялось к мысли, что у больной лейкоз (рак крови) и что болезнь смертельна. Так как диагноз был предположительный и не исключалось наличие какой-то неизвестной инфекции, на всякий случай больной начали вводить большие дозы антибиотиков, но каких-либо изменений в ее состоянии не произошло.
