У подъезда городского собрания, к которому подошёл Бережнов, стояло несколько экипажей с дремлющими на козлах кучерами, а за освещённой стеклянной дверью слышна была военная музыка. В тот вечер там ставили любительский спектакль с благотворительной целью, после которого должны были начаться танцы.
В просторных сенях собрания Бережнова обдало теплом, запахом буфета и духов. Он оправил перед зеркалом фрак, пригладил волосы и с удовольствием узнал от швейцара, что спектакль уже окончился. Смотреть даже пустую пьеску в исполнении любителей для него всегда было так же неприятно, как и слушать в суде речь необразованного и изолгавшегося ходатая по делам. В зале только что окончили танцевать pas d'Espagne и готовились к кадрили. Армейский офицер в аксельбантах, с букетиком цветов на груди и с веером в руках, подходил к каждой сидевшей паре и, щёлкнув шпорами и улыбаясь, что-то объяснял. Бережнов надел пенсне, прищурился и, поминутно боясь споткнуться, осторожно прошёл за стульями к окнам. Здесь сидели и стояли пожилые мужчины, дамы и девицы, которым перешло за двадцать пять, давно потерявшие надежду танцевать, но всё ещё ездившие на вечера. Если к которой-нибудь из них подходил молодой мужчина и, не приглашая танцевать, садился возле, то барышня ни к селу ни к городу вдруг произносила: «Я ужасно люблю театр и не пропускаю ни одного любительского спектакля».
Бережнову хотелось смотреть на всех этих людей и в то же время хотелось быть одному. Он сел в самом конце зала и укрылся за спиной толстого полковника как за ширмой. Почти каждое лицо было Бережнову знакомо и, как это бывает в провинции, все знали его.
Когда заиграла музыка, пары поднялись и задвигались так быстро, что трудно было наблюдать за отдельными людьми.
Не дождавшись конца кадрили, он ушёл в буфет и заказал подошедшему лакею отбивную котлетку. Справа от него поместилась целая компания. Ужинавшие громко разговаривали и смеялись. Центром соседнего стола, по-видимому, была сильно декольтированная, сидевшая спиной к Бережнову, дама. Рядом с нею наклонился над столом пожилой господин с пробором посреди головы и с утомлённым деловым выражением серых выцветших как старые обои глаз. Левее дамы раскачивался из стороны в сторону и чему-то смеялся инженер-путеец Червинский. Его дочь, молоденькая, недавно вышедшая замуж, но уже не жившая с мужем и тоже сильно декольтированная, нехотя отвечала на вопросы присоседившегося чиновника канцелярии губернатора.
