— На этот вопрос мне трудно вам ответить. Думаю, что искренней следует быть с тем, кто не злоупотребит вашим доверием; а это вам может подсказать только особое чутьё.
— С вами можно быт искренней?
— Надеюсь…
Мы прошли до ворот небольшого домика, крытого черепицей.
— Ну, вот, здесь я и живу, а пока до свидания! — сказал Равенский.
— До свидания! — ответила я и, неожиданно для самой себя, добавила. — Знаете, почему я сказала, что ещё во всю свою жизнь не была так счастлива как сегодня и вчера? Потому что говорила и знала, что ещё буду говорить с вами…
Он сильно покраснел, сдержал улыбку и произнёс:
— Спасибо. Ну, ещё раз до свидания!
Его рукопожатие было сильнее, чем вчера. От радости я спотыкалась. Потом взглянула на часы и удивилась, — было уже без четверти два. Мимо проезжал извозчик. Я вскочила в его плетёную коляску и попросила ехать как можно быстрее.
За ужином Миша и Вася как-то незаметно выпили лишнее и долго дурачились и хохотали в своём номере. Когда всё утихло, был уже второй час ночи. Я вышла на балкон. Облачное, беззвёздное небо клубилось над горами. Где-то ещё играла музыка. Слышался стук подков о деревянную мостовую набережной. Я смотрела прямо перед собою и молилась:
«Господи, великий Господи! Помоги мне… Кроме Тебя, мне никто не может помочь. Сделай так, чтобы я бывала с ним чаще. Ты всё знаешь и всё видишь… Я не хочу его отнимать у жены и детей, но пусть я увижу, что он меня любит… Если я расскажу людям о том, что чувствую к нему, то они решат, что это глупо и стыдно, — а это свято… Я знаю, что впереди моя жизнь будет такая же как и сотен моих подруг. Замужество… Сначала могут быть и радости, а потом рабство и ничего свободного, ничего светлого… Но теперь, пока я свободна, Господи, сделай так, чтобы я увидела, что дорога ему… Господи, может, я безумная, но я знаю, что каждая женщина любит только раз и одного. Я люблю его, и за счастье быть с ним накажи меня потом каким хочешь несчастьем. Я знаю, что молитва моя не оскорбит Тебя, потому что Ты всё понимаешь, и сам есть любовь. Господи, помоги мне, бедной!..»
Я облокотилась о перила и тихо заплакала, потом вошла в номер, выпила воды и стала раздеваться.
— Наташа, отчего ты не спишь? Тебе нездоровится? — окликнула меня мама.
— Нет.
— Ну, так ложись и не греми стульями.
Я легла, старалась сдерживать дыхание. В моих ушах всё ещё слышался голос Равенского: «И вы мне кажетесь не такою как большинство девушек вашего возраста»…
