За дверью шум. Кашель. Много ног. Стук винтовок.
Дверь открывается. Торжественно-деликатно всовывается изжеванная голова председателя домового комитета. Это враг. Ему уже, по-видимому, сообщили, что у Колсуцкого обыск. Он торжественно, почти лучезарно спокоен. Он давно ждет гибели Колсуцкого. Он подходит к столу, на котором стоят недопитый чай и тарелка со сладкими коржиками. Внимательно и несколько иронически смотрит на них и садится за стол, свободно и широко садится, как у себя дома.
Военный вынул бумажку, развернул и поморщился: не та.
— Одну минуточку.
Повернулся и пошел к двери, к красноармейцам.
Колсуцкий смотрит на лицо председателя.
Горе. Да. Горе. Такие бывают лица у недоброжелательных или равнодушных ближних, когда у человека горе. Но к кому воззвать о помощи? Некого просить. Некого умолять. Горе, горе! Вечер, скоро ночь. Будет утро, и все — беспрерывно. Когда горе — сутки перестают делиться на день и ночь.
Рыженький возвращается с новой бумажкой в руках. Смотрит на нее и спрашивает:
— Ваш склад находится на Самарской улице?
— Да.
— Будьте любезны, товарищ, пойти со мною.
Пароходик плывет на поверхности бездны океана. Бездна бушует, качает, но он плывет-плывет, крепится-крепится. Даже ворочает над бездной винтиком.
— А позвольте нас спросить: ордер у вас есть?
Рыженький с недоумением, но просто, жестко и в то же время добродушно говорит:
— Никакого ордера не надо. Будьте любезны пойти со мной.
Председатель домового комитета смотрит на стол. В секундном молчании раздается его голос — равнодушный и тайно лукавый:
— А где ваша супруга, Константин Федорович?
— В театре.
Председатель глубоко качает головой: очень хорошо понял — точно весьма сложное.
…Качает головой. Этим качаньем он предает, доносит, клевещет. Он как бы говорит: в театре? Понимаю. Коржики? Понимаю. А почему тепло в комнате? Тоже понимаю. Дело понятное: заведующий складом — должность тепленькая. А вот попался, голубчик, и посмотрим, какие у тебя теперь будут коржики. Господи, господи! К кому обратиться?! Кто поймет? Кто спасет? Как тяжело! Как одиноко и холодно. Если бы они знали, как он хлопотал об этом билете в театр для жены в центральном управлении складов! Если бы они знали! Но пароходик мужественно режет, расталкивает волны — он, маленький, знает, куда плывет, хочет знать.
— Скажите, товарищ, куда же мы пойдем? В чем, собственно, дело?
— Идемте, вам говорят, — и все тут. Все будете знать. Вы заведующий складом? Так знайте свой служебный долг. Требуют по делу — так идем. Одевайтесь поскорее, пожалуйста!
