Через час мы слезли с крыши — сначала я, потом старик Генри. Он оперся на мое плечо.
Собрание постановило принять предложенное повышение зарплаты, но одновременно перейти в наступление и без профсоюза бороться за осуществление гражданских прав.
Старик Генри не таил своей печали.
Мы шагали рядом.
— Почему Меньшиков не вышел? — тихо спросил я.
Проповедник провел рукой по копне седых волос.
— Я считаю, что это собрание не в его вкусе, — сказал он.
Помолчав, он спросил:
— Ты примешь место у Шмидта и Хантера?
Я покачал головой.
— Ни в коем случае.
— Это неумно, — заявил он. — Если ты примешь, ты сможешь, наверное, принести нам пользу.
Я остановился и задумался.
— Возможно, ты и прав. Надо об этом подумать. С новой точки зрения.
Он одновременно остановился и стал уговаривать меня:
— Непременно подумай об этом. Но такое дело — очень опасно. Сам знаешь.
— Прощай, Генри, — сказал я. — Держи ухо востро, старина. — Я уже решил. Займу это проклятое место.
— До скорого! — ответил проповедник и по-дружески дал мне тычка. Он пошел было дальше, но потом еще раз обернулся и посоветовал мне: — Будь осторожен. В этом городе есть большой убийца.
Я подождал, пока он исчезнет за деревьями. „Старик Генри, — думал я, — из той породы людей, которым и в сто лет слишком рано умирать“. Я поражался ему.
Я вдруг осознал, что имею прорву свободного времени. Я присел на полоску цветущего газона рядом с дорогой. Из-под сухой ветки выкарабкался черно-коричневый скорпион. Когда я пощекотал его травинкой, он поднял узкий хвост и выпустил жало в воздух. Если его пощекотать подольше, он так сильно выпустит жало, что в слепом гневе в конце концов попадет в себя самого. Я выбросил былинку. Скорпион исчез между стеблями травы. Я подумал о Бертоне, человеке без души и совести, мысленно увидел его тонкое неподвижное лицо с покрасневшими глазами. „В этом городе есть большой убийца“, — говорил старик Генри. Десять лет назад кто-то не захотел подчиниться чужой воле и погиб. Его сбил автомобиль — коварно, в туманную ночь. У фирмы был план сделать меня „правой рукой“ Бертона. Наверняка фирма знала, что я совершенно неподходящий для этого человек.
Что же тогда могло побудить Шмидта предложить мне это место? Неужели он так твердо уповал на власть Его Величества Доллара, что возомнил, будто все можно купить, даже мои взгляды? Или он замышлял что-то другое? Наверное, существовал человек, который помог бы мне во всем разобраться. Я вспомнил о бывшей „правой руке“ Бертона, Меньшикове, и его просьбе срочно отыскать его.
