— Прекрати, Одноглазый, — зарычал Элмо. — Ты привлекаешь внимание.
Но его замечание не имело смысла. Было слишком очевидно, кто мы такие. Так же, как и то, что у нас отвратительное настроение. Это был не морковный патруль. Мы искали приключений.
Одноглазый громко закаркал новую песню.
— Прекрати дебош, — прогремел Элмо. — Делай свою чёртову работу.
Мы свернули за угол. За копытами наших лошадей начал вырастать чёрный туман. Они затрясли головами и начали фыркать, вдыхая зловония вечернего воздуха своими влажными чёрными носами. Похоже, всё это им не нравилось, так же, как и мне. Их миндалевидные глаза пылали, как огни Ада. Шёпот страха пронёсся среди прохожих, наблюдавших за нами с обочины дороги.
Они выпрыгнули. Дюжина, два десятка, сотня призраков, рождённых тем змеиным гнездом, которое Одноглазый называет мозги. Они замелькали впереди — ошеломляющие, зубастые, извивающиеся чёрные твари, бросающиеся на людей. Ужас охватил народ. Через несколько минут на улицах уже не было никого, кроме привидений.
Я был в Весле впервые. Я рассматривал город так, как будто только что приехал из глухой деревни.
— Смотрите, — сказал Элмо, когда мы завернули на улицу, где обычно останавливался морковный патруль, — вот и старый Кукурузник.
Я знал это имя, хотя никогда раньше и не видел его обладателя. У Кукурузника была конюшня, где всегда останавливался патруль.
Старик, сидевший возле водосточной канавы, поднялся.
— Уже слышал, что вы здесь, — сказал он. — Я сделал всё, что мог, Элмо. Но я не смог достать им доктора.
— Мы привели своего собственного.
Кукурузник был стар, и ему приходилось сильно стараться, чтобы удержать темп. Элмо не придерживал лошадь.
Я понюхал воздух. В нём чувствовался запах дыма. Кукурузник двинулся вперёд, огибая очередной угол. Привидения мелькали вокруг его ног, как прибой, омывающий лежащий на пляже валун. Мы последовали за ним и обнаружили источник запаха.
Кто-то поджёг конюшню Кукурузника и поджарил наших ребят, пока они выбирались. Бандиты. Клубы дыма всё ещё поднимались в небо. Улица перед конюшней была заполнена зеваками. Наименее пострадавшие оцепили конюшню, перекрыв движение по улице.
В нашу сторону хромал Леденец, который командовал патрулём.
— С чего начать? — спросил я.
Он показал пальцем.
— Вон с теми хуже всего. Лучше начни с Ворона, если он ещё жив.
Сердце у меня ёкнуло. Ворон? Он казался таким неуязвимым.
Одноглазый разогнал своих самодельных призраков. Сейчас на нас не напал бы ни один повстанец. Я пошёл за Леденцом туда, где лежал Ворон. Он был без сознания. Лицо — белое, как бумага.
