Но теперь рассуждать о причинах стало не с кем — к осени обнаружилось, что единственный населенный дом в иволинской округе — «Полтора Орла», и кроме троих его обитателей никого больше не осталось.
В полночь Мзымвик проснулся от криков и тяжелых ударов в ворота, вскочил и на мгновение провалился во мрак и пламя давней страшной ночи, под багровое небо, в котором низкие облака смешивались с дымом пожаров. Гул стоял над холмами, река несла обломки и обрубки и вспыхивала, отражая зарево.
— Бабы, уходите, живее! — закричал он в темноту и очнулся.
Удары в ворота прекратились, и отчетливо донесся голос: «Эй, есть тут кто-нибудь?»
Выуявь зажгла лампу и торопливо одевалась. Арника зарылась глубже в тряпье, на котором спала, но ее подняли, закутали в одеяло и потащили к потайной кладовой в глубине дома. Она засыпала на ходу, поэтому даже не пыталась объяснить брату, что в звуках, доносящихся со двора, нет никакой опасности, хоть они и очень похожи на те, другие звуки, в которых опасность была. Выуявь, отдуваясь на бегу, крепко прижимала к груди зеркало — единственный предмет, который мог выдать присутствие женщин в доме.
В кладовой Мзымвик толкнул Арнику в уголок на груду пустых мешков, принял у Выуяви лампу и, не оборачиваясь, выбрался по лестнице наверх. Громыхнула дверца, стало темно. Выуявь тоскливо посмотрела ему вслед. Казалось, уже миновали дни, когда им с Арникой приходилось подолгу отсиживаться здесь, в то время как Мзымвик, хромая сильнее обычного, с застывшим лицом обслуживал лихих гостей. Удивительно, но «Полтора орла» не были сожжены никем — ни наемниками герцога, ни королевской армией, ни разбойничьими шайками Ола Справедливого и лесного барона Щурриора. Мзымвика никто пальцем не тронул. И никому даже в голову не пришло подойти к люку, ведущему в кладовую… Выуявь приписывала это чудо своей особой молитве, унаследованной от бабки, а также своему смирению и покорности Божьей воле. Она не раз говорила об этом Мзымвику, но он только усмехался молча, невесело, будто знал что-то, но говорить не хотел.
На этот раз жалобное бормотание Выуяви, просившей бога пожалеть и оградить, было прервано довольно скоро. Мзымвик вернулся.
— Вроде добрые люди, — сказал он и сунул жене кожаный тяжелый мешочек. — Схорони где-нибудь тут, да выходите обе. У них раненый, помочь надо.
Выуявь ахнула. В мешочке, по всему, были настоящие монеты, не те берестяные денежки, что были в ходу раньше и что иногда в насмешку бросали Мзымвику разбойники.
