просто
хочется
одним
полудвижением
своих
губ
заставить
мужчину
строить
щекочущие
гипотезы.
Просто
так,
для
упражнения.
-‐ Мне
немного
тесно,
-‐
признаюсь
я.
-‐ Так
пойдемте,
я
покажу
вам
наш
дом.
Я
встаю
и
оказываюсь
с
ней
одного
роста,
но
мне
кажется,
что
из-‐за
своих
стекол
она
продолжает
смотреть
на
меня
свысока.
Она
предлагает
называть
себя
Эллен,
но
это
все
игры
в
демократию.
Госпожа
Шрейер,
вот
как
мне
следует
к
ней
обращаться,
учитывая,
кто
такой
я
и
чьей
супругой
является
она.
Понятия
не
имею,
зачем
я
понадобился
ее
мужу,
и
уж
совсем
не
могу
представить
себе,
к
чему
ему
впускать
меня
в
свой
дом.
Я
бы
на
его
месте
побрезговал.
Из
светлой
прихожей
–
створка
лифтовой
кабины
притворяется
обычной
входной
дверью
–
я
попадаю
в
вереницу
просторных
комнат.
Эллен
идет
чуть
впереди,
указывая
дорогу,
не
оборачиваясь
ко
мне.
И
прекрасно
–
потому
что
я
пялюсь
по
сторонам,
как
деревенщина.
Я
бываю
во
всяких
домах
–
моя
служба,
как
некогда
служба
старухи
с
косой,
не
позволяет
делать
различий
между
бедными
и
богатыми.
Но
таких
интерьеров
мне
не
доводилось
видеть
нигде.
На
господина
Шрейера
и
его
супругу
приходится
больше
жилой
площади,
чем
на
обитателей
нескольких
кварталов
десятком-‐другим
ярусов
ниже.
И
не
надо
ползать
на
коленях,
чтобы
убедиться:
все
в
доме
–
натуральное.
Конечно,
неплотно
пригнанные
и
вытертые
мореные
доски
пола,
ленивые
латунные
вентиляторы
под
потолком,
азиатская
темно-‐
коричневая
мебель
и
отполированные
пальцами
дверные
ручки
–
все
это
стилизация.
Начинка
у
дома
–
сверхсовременная,
но
скрыта
она
за
самой
настоящей
латунью
и
самой
настоящей
древесиной.
С
моей
точки
зрения
–
непрактично
и
неоправданно
дорого;
композит
стоит
в
десятки
раз
меньше,
и
он-‐то
вечен.
Тенистые
комнаты,
через
которые
неспешно
шагает
их
хозяйка,
пусты.
