мне
открывается
шлюз,
сливая
текилу
прямо
в
кровь.
–
Знаете,
мы
ведь
тоже
смотрим
новости.
И
слышим
в
них
от
вас,
что
Бессмертные
–
погромщики,
с
которыми
давно
пора
покончить.
- Но
на
деле
мы
даем
Фаланге
полный
карт-‐бланш,
так?
- И
объявляете,
что
мы
совершенно
неуправляемы.
- Вы
же
понимаете…
Наше
государство
основано
на
принципах
гуманности!
Право
каждого
на
жизнь
свято,
как
и
право
на
бессмертие!
Европа
отказалась
от
смертной
казни
столетия
назад,
и
мы
никогда
не
вернемся
к
ней,
ни
под
каким
предлогом!
- А
вот
теперь
я
снова
узнаю
того
другого
вас,
из
новостей.
- Я
не
думал,
что
вы
так
наивны.
С
вашей
работой…
- Наивен?
Знаете…
Просто
c
нашей
работой
часто
хочется
поговорить
с
людьми
из
новостей,
которые
макают
нас
в
дерьмо.
И
вот
–
редкий
случай.
- Не
думаю,
что
вам
удастся
со
мной
поссориться,
–
Шрейер
усмехается.
–
Помните?
Я
же
всегда
говорю
людям
то,
что
они
хотят
от
меня
услышать.
- И
что,
по
вашему,
хочу
услышать
я?
Шрейер
втягивает
свой
фосфоресцирующий
пижонский
коктейль
–
через
соломинку,
из
шарообразного
бокала,
который
нельзя
поставить,
не
опустошив.
- В
вашем
файле
значится,
что
вы
исполнительны
и
честолюбивы.
Что
вы
правильно
мотивированы.
Приводятся
примеры
вашего
поведения
при
операциях.
Все
выглядит
очень
неплохо.
Выглядит
так,
словно
вас
ждет
большое
будущее.
Но
продвижение
по
служебной
лестнице
у
вас
будто
бы
застопорилось.
Уверен,
что
в
моем
файле
про
меня
есть
немало
и
такого,
о
чем
господин
Шрейер
предпочитает
не
упоминать
–
возможно,
пока
не
упоминать.
- Поэтому,
предполагаю,
вам
хотелось
бы
услышать
о
повышении.
Я
кусаю
щеку;
молчу,
стараясь
не
выдать
себя.
- А
так
как
я
всегда
следую
своему
принципу,
-‐
опять
эта
дружеская
улыбка,
-‐
то
и
говорить
с
вами
собираюсь
об
этом.
