из
слоновой
кости.
- Вы
очень
красноречивы
для
головореза,
хотя
я
узнаю
в
вашем
пламенном
выступлении
целые
пассажи
из
выступлений
моего
мужа.
Надеюсь,
вы
не
забыли,
что
ваше
будущее
в
его
руках?
–
холодно
интересуется
она.
- С
моей
работой
привыкаешь
больше
ценить
настоящее.
- Ну
да…
Когда
ежедневно
воруешь
будущее
у
других…
Пресыщаешься
им,
видимо?
Я
поднимаюсь
со
своего
места.
Сука
господина
Шрейера
словно
достала
из-‐за
пазухи
набор
игл
и
втыкает
их
в
меня
одну
за
другой,
стараясь
угадать
все
мои
болевые
точки.
И
я
не
собираюсь
с
мученической
гримаской
терпеть
ее
блядскую
акупунктуру.
- Что
вы
улыбаетесь?
–
ее
голос
звенит.
- Думаю,
мне
пора.
Передайте
господину
Шрейеру,
что…
- Вам
опять
жарко?
Или
тесно?
А
вы
представьте
себя
на
месте
этих
людей.
Ведь
вы
караете
их
только
за
то…
- Я
не
могу
оказаться
на
их
месте!
- Ах
да,
этот
ваш
монашеский
обет…
- Дело
не
в
нем!
Просто
я
понимаю,
какую
цену
платим
мы
все
просто
из-‐
за
того,
что
кто-‐то
не
может
сдержать
себя!
Я
сам
плачу
эту
цену!
Я,
а
не
вы!
- Не
врите
себе!
Вы
просто
не
можете
понять
этих
людей,
потому
что
вы
–
кастрат!
- Что?!
- Вам
не
нужны
женщины!
Вы
заменяете
их
своими
таблетками!
Вы
ничего
не
можете!
- Какого
черта?!
Все,
с
меня
хватит!
Честь
имею…
- Вы
ведь
такой
же,
как
он!
Идейный
импотент!
Смейтесь,
смейтесь!
Вы
знаете,
что
я
говорю
правду!
- Тебе
нужно,
чтобы
я…
- Вы…
Что?!
Отпустите…
- Ты
хочешь,
чтобы…
- Отпусти!
Тут
везде
наблюдение…
Я…
Не
смей!
- Эллен!
–
рокочет
в
глубине
сада
вельветовый
баритон.
–
Дорогая,
где
вы?
- Мы
на
пляже!
–
она
не
сразу
успевает
стряхнуть
со
своего
голоса
хрипотцу,
и
ей
приходится
через
миг
переговаривать
все
заново.
–
Мы
тут,
Эрих,
на
пляже!
Госпожа
Шрейер
оправляет
смятое
кофейное
платье,
и
за
секунду
до
