Нарядная, с непривычным для Ромеша выражением лица, Комола предстала перед ним какой-то иной. И эта новая Комола удивила и очаровала его. Медленно подойдя к ней, он после нескольких секунд молчания нежно спросил:
— Комола, ты звала меня?
Девушка была поражена.
— Нет, нет, не звала, зачем мне тебя звать? — с необычной горячностью воскликнула она.
— Ну, а если бы и позвала, разве это преступление?
— Да нет, я не звала тебя! — проговорила она с удвоенной силой.
— Хорошо! Ты не звала меня, я сам пришел. Так неужели же ты рассердишься и выгонишь меня?
— Все узнают, что ты был здесь, и будут недовольны, лучше уходи! Я тебя не звала!
— Ну хорошо! — воскликнул Ромеш, схватив ее за руку. — Пойдем ко мне, там никого нет.
Вся дрожа, Комола вырвала свою руку, убежала в соседнюю комнату и заперла за собой дверь.
Ромеш понял, что это просто женский заговор, и, взволнованный, отправился к себе в комнату. Он принял прежнюю позу и, взяв журнал, попробовал вновь заняться объявлениями, но ничего не мог понять: в сердце его, словно облака, гонимые ветром по небу, мчались одно за другим противоречивые чувства.
Шойлоджа постучала в запертую дверь, но ей никто не открыл. Тогда она, приподняв жалюзи, просунула руку и открыла сама. Войдя в комнату, она увидела, что Комола лежит ничком на полу и плачет, закрыв лицо руками.
Молодая женщина была удивлена. Она совершенно не понимала, что могло так огорчить Комолу. Присев рядом с ней, она ласково зашептала:
— Что случилось, милая, почему ты плачешь?
— Зачем ты так нехорошо поступила? Зачем позвала его? — проговорила Комола укоризненно.
Не только другому — самой Комоле трудно было понять причину столь сильного и внезапного взрыва горя. Никто не знал, что тайная печаль давно уже терзает ее. Сегодня Комола целый день находилась в созданном ею мире грез. Если бы Ромеш вошел в этот мир осторожно, все бы кончилось благополучно. Но когда она узнала, что его привели к ней, все ее грезы рассеялись. Вновь проснулись изгладившиеся было воспоминания о его попытках оставить ее на праздники в школе, о его равнодушии во время поездки на пароходе. После приезда в Гаджипур Комола очень быстро поняла, что прийти к любимой по собственному желанию, чтобы увидеть ее, — это одно, а явиться просто на зов — совсем иное.
Но Шойлодже трудно было разобраться во всем этом. Ей и в голову не могло прийти, что между Ромешем и Комолой была какая-нибудь серьезная преграда. Она нежно привлекла Комолу к себе на грудь и спросила:
